Звезда по имени Нора. Заповедная зона

— Постойте, О’Брайен, это еще не все. Этот народ… марсиане… Они были такие же, как мы! Такие же люди!

— Что? Люди?! Такие, как мы?!

В наушниках зазвенел ликующий смех Белова.

— Вот и я так же зашелся. Чудеса, правда? Самые настоящие люди, совсем как мы. Пожалуй, еще получше нас. Тут посреди площади стоят две обнаженные статуи. Так вот, они сделали бы честь Фидию, Праксителю и Микеланджело. А изваяны они в пору нашего плейстоцена или плиоцена, когда по Земле еще рыскали саблезубые тигры!

О’Брайен что-то буркнул и отключился. Подошел к иллюминатору (в рубке был даже не один, а два иллюминатора) и стал смотреть на пустыню. Вся она, сколько хватало глаз, горбилась однообразными буграми и холмами, они уходили все дальше и под конец тонули в клубах мельчайшего взметенного ветром песка.

Вот он, Марс. Мертвая планета. Да, мертвая, ведь только самые примитивные формы животной и растительной жизни ухитрились уцелеть в этом суровом, враждебном мире, который так скупо оделяет их воздухом и водой. И все же некогда здесь жили люди — такие же, как он и Николай Белов. Были у них и искусство, и наука, и, уж наверно, разные философские учения. Когда-то они обитали на Марсе, эти люди, и вот их больше нет. Быть может, и для них тоже сосуществование стало трудной задачей и они не сумели ее решить?

Из-под корабля неуклюже выбрались двое в скафандрах. О’Брайен узнал лица за прозрачными забралами круглых шлемов. Тот, что пониже ростом, Федор Гуранин, главный инженер, другой — его помощник Том Смейзерс. Должно быть, осматривали хвостовые сопла, проверяли, нет ли повреждений после межпланетного перелета. Через неделю Первая экспедиция Земля—Марс двинется в обратный путь; все снаряжение, все механизмы надо загодя отладить, чтобы работали без сучка и задоринки.

Смейзерс увидел за иллюминатором О’Брайена и приветственно махнул рукой. Штурман помахал в ответ. Гуранин с любопытством поднял глаза, чуть помешкал и тоже махнул рукой. Теперь замешкался О’Брайен. Фу черт, как глупо! Почему бы и нет? Он ответил Гуранину широким дружеским жестом.

И усмехнулся про себя. Видел бы их сейчас капитан Гоз! Его аристократическое кофейного цвета лицо так и расплылось бы в счастливой улыбке. Бедняга! Вот такими крохами добрых чувств он и питается.

Да, кстати, чуть не забыл! О’Брайен вышел из рубки и заглянул в камбуз: там Семен Колевич, помощник штурмана и главный кок, открывал консервы к обеду.

— Не знаете, где капитан? — спросил по-русски О’Брайен.

Тот холодно взглянул на него, продолжая работать консервным ножом, и только когда вскрыл банку и выбросил крышку в мусоропровод, ответил коротким английским «нет».

О’Брайен вышел; в коридоре ему встретился маленький круглолицый доктор Элвин Шнейдер. Толстяк шел отбывать свою вахту в камбузе.

— Не видал капитана, док?

— Он в машинном отсеке, — ответил корабельный врач. — Будет сейчас совещаться с Гураниным.

Оба говорили по-русски.

О’Брайен кивнул и пошел дальше. Пять минут спустя он распахнул дверь машинного отсека; здесь капитан Субод Гоз, еще недавно профессор Политехнического института в Бенаресе, разглядывал большую стенную схему двигателей. Капитан Гоз был еще молод — на корабле не было ни одного человека старше двадцати пяти, — но безмерная ответственность лежала на нем тяжким грузом, и оттого глаза его ввалились и под ними чернели круги. Казалось, его ни на минуту не отпускает страшное внутреннее напряжение. Да так оно и есть, подумал О’Брайен, иначе просто не может быть.

Он передал капитану сообщение Белова. Гоз нахмурился.

— Гм… Надеюсь, у него хватило здравого смысла чтобы не… — Он вдруг спохватился, что говорит по-английски. — Ох, простите, О’Брайен! — продолжал он по-русски, и взгляд его еще больше помрачнел. — Я только что думал о Гуранине; мне, видно, показалось, будто это я с ним разговариваю. Извините.

— Да ну, пустяки, — пробормотал О’Брайен. — Мне только приятно.

Гоз улыбнулся, но улыбка тотчас сбежала с его лица.

— Постараюсь больше не ошибаться. Так вот, надеюсь, у Белова хватило здравого смысла сдержать любопытство и ничего не трогать.

— Он так и сказал, что ничего не тронет. Не беспокойтесь, капитан, Белов — малый с головой. Как и все остальные: все мы — ребята с головой.

— Город в целости и сохранности, — озабоченно промолвил рослый индиец. — Там могла уцелеть и жизнь… Вдруг он нечаянно пустит в ход какую-нибудь систему сигнализации? Трудно даже представить последствия. Вдруг тут сохранилось какое-то автоматическое оружие, бомбы, что угодно? Белов мог и сам погибнуть и нас погубить. В этом городе может оказаться довольно такого, чтобы взорвать весь Марс.

— Ну, не знаю, — заметил О’Брайен. — Мне кажется, это уж чересчур. Мне кажется, вас просто преследует мысль о бомбах, капитан.

Гоз серьезно посмотрел на него.

— Да, мистер О’Брайен. Вы совершенно правы.

О’Брайен почувствовал, что краснеет. Он поспешил заговорить о другом.

— Нельзя ли мне на часок забрать Смейзерса? Вычислители как будто работают неплохо, но я хотел бы лишний раз проверить кое-какие схемы — мало ли, чем черт не шутит…