Звезда по имени Виктор Цой

Сергей Фирсов, друг Виктора Цоя, директор клуба-музея «Камчатка»:

«Француженки к нам в 86-м приблудились. Натали Минц и Люси Терпиньянц. Они учились в Питере по обмену. Обе – дочки эмигрантов из России. Жили они рядом с Казанским собором и постоянно пропадали у нас на „Камчатке“. Натали больше у нас, а Люси чаще на Невском, возле Армянской церкви. Там был такой художник Юлик, у которого тоже тусовался Башлачев, художники, литераторы. И Люси там просто спилась окончательно. А девушка – ей было лет 18 или 19 – из нормальной буржуазной семьи, такая абсолютно неподготовленная к нашим реалиям. А Натали, наоборот, была пробивная, шумная, веселая девчонка. В нее я влюбился без задних ног, чуть не женился… Длинная история. В итоге она стала работать с „АукцЫоном“, „Воплями Видоплясова“, „Звуками My“, „Кино“. Свозила их всех в первый раз во Францию, выпустила им всем первые пластинки».[201]

Жоэль Бастенер, атташе по культуре посольства Франции в России, друг Цоя:

«Приезд трех советских групп на фестиваль Printemps de Bourges был авантюрой, которая осталась в истории, потому что во время той поездки был снят фильм, в котором зрители впервые увидели советские рок-группы на Западе. А группы были непростые! Самые аутентичные и наименее вторичные. Эффектом тех гастролей мы не были довольны, ожидали лучшего приема и от публики, и от прессы. Ведь затея была не из простых: надо было убедить сотрудников госаппарата самого высокого уровня в необходимости организации столь знакового события. Чтобы организовать эту поездку, мы вышли на министра культуры Джека Лэнга, который обратился к своему советскому коллеге, но Москва наш выбор не поддержала. Советские чиновники хотели отправить за границу совсем другие группы, и не во Францию, а в Германию или США. Один советский дипломат даже сказал мне, что Цою нельзя оформить документы на выезд, потому что у него нет прописки. Мне также объясняли, что нельзя приглашать немытых бездельников из „АукцЫона“, поэтому приходилось глушить чиновников МИД бесконечными объяснительными записками. В результате Ролан Дюма, наш министр иностранных дел, написал напрямую Шеварднадзе, после чего ОВИР все-таки принял Белишкина и других администраторов выбранных нами групп. Отдельной проблемой было потом собрать 26 музыкантов и удостовериться, что они зашли на борт самолета Air France. Мы также потребовали, чтобы артистов не сопровождали „люди в штатском“ – „Ва-Банкъ“ и „Звуки Му“ были в Германии за два месяца до нашей поездки, и их агенты повсюду сопровождали. Во всей этой истории, как и в знакомстве с группами за два года до описываемых событий, основную роль сыграла Натали Минц. Если я был „ушами“ нашей команды, то она была ее „носом“, ну и мы вместе с братом Натали Николя Минцем были также „глазами“ и „голосом“. Но без ее нюха, ее женского чутья мы никогда бы не вышли на нужных людей, никогда бы не заметили бы вовремя препятствий, и не услышали бы правильных записей. Я занимался эстетической стороной вопроса, придумывал художественную часть проектов, делал историческое обоснование, предлагал политическую аргументацию нашим дипломатам и чиновникам. Николя переводил меня на язык журналистов, договаривался о датах концертов, а Натали была идеальным фронтменом для создания полноценного мифа. В тот период мы ощущали себя частью истории, не сомневались ни секунды в том, что делаем все правильно, и отважно рвались вперед. Помню, как мы весьма резко разговаривали с министрами и руководителями аппаратов, мы ничуть не робели, потому что были преисполнены чувства, что под нашим натиском сдвинется с места мировая система координат. С русскими артистами нас тогда роднило именно отсутствие пиетета к мировой системе, мы были как бы вне всего и не собирались подчиняться никаким правилам. Самыми несгибаемыми и уверенными в себе были Цой с Гурьяновым. То есть в определенном смысле мы все были похожи, поэтому наши самолюбия иногда входили в противоречие с самолюбием русских. Все были резкими, амбициозными и считали себя истиной в последней инстанции. Конечно, сейчас эта уверенность в себе кажется инфантильностью, но она оправдана историей России: то, что мы говорили тогда, было правильным, ибо таковым остается и сейчас, 25 лет спустя. Как и тогда, слышна в песнях Цоя истинность, и ничуть его музыка не устарела. Лишь результат нашей деятельности оказался разочаровывающим: мир не перевернулся, парадигма не изменилась».[202]

Георгий Гурьянов:

«В Париже мы играли концерт в связи с выпуском пластинки „Последний герой“. С нами была группа „Звуки Му“, которую продюсировал Брайан Ино, и третья группа, не люблю я их, сборище дегенератов, все уроды, только все по-разному, их бы в цирке показывать. Это не наш круг абсолютно. Кирилл Миллер чудовищный и такой прилипчивый, картины его… Он следовал всему, что делал Тимур и компания».[203]

Виктор Цой:

«Мы совершили попытку сделать иначе. Во-первых, мы сначала выпустили во Франции пластинку. Во-вторых, это было не просто мероприятие типа „концерт из России“, а очень известный в Европе рок-фестиваль. Поэтому я решил поехать и посмотреть, насколько можно установить коммуникацию.

Не могу сказать, что это было очень удачно, потому что от нас ждали какой-то русской экзотики, а увидели собственно рок-музыку. Больше внимания было группе „АукцЫон“, потому что она как раз и дала ту самую русскую экзотику, которая требовалась, начиная от серпов и молотов и кончая цирком. Я не хочу устраивать цирк, я хочу, чтобы люди слушали музыку и забыли, откуда я – из СССР или из Канады…[204] Никто из группы „Кино“ голой задницы за границей не показывал. Мы стараемся минимально использовать, вообще не использовать каких-то внешних эффектов, а просто играть и петь. Поэтому на фоне голой задницы мы прошли незамеченными на концерте».[205]