В ту пору, с которой начинается наш рассказ, в тридцатые годы, Семену Семеновичу еще не было и пятидесяти лет. Был он невысок ростом, но широк в плечах и бел, как лунь. Поседел он разом, когда город захватили колчаковские банды. Семена Семеновича в числе трех десятков рабочих, зачинщиков забастовки на металлургическом, вывезли за город. По трое, связанных одной веревкой, их подводили к старому медному шурфу, расстреливали в лицо и сбрасывали.
Клемёнова тоже сбросили в шурф. Но он был только ранен. Ночью, очнувшись, он нашел в себе силы разорвать веревку, вылезти из-под трупов погибших товарищей и выкарабкаться из шурфа. Он посмотрел в сторону завода: ни одного огонька — завод затих. «А все-таки остановили…» — подумал удовлетворенно Клемёнов.
Под утро он постучал в окно своего дома. Жена открыла дверь и не сразу признала мужа: перед ней стоял седой человек, постаревший лет на двадцать.
Неизгладимый след оставила на нем и домна. Лицо Семена Семеновича обтягивала тонкая нездорового розового цвета кожа. Зимой лицо очень мерзло. После ухода белых, когда опять пускали домну, из кожуха выше летки прорвался чугун и брызнул мастеру в лицо.
Дом Семена Семеновича, крепкий, просторный, в четыре комнаты, со службами, словно выстроенный не только для себя, но и для правнуков, стоял на горе. С нее был виден весь город, где в низине дымил завод.
Приезжим город казался серым от доменной пыли, грязноватым, старым. Но Семен Семенович видел, как с каждым годом изменялся он все к лучшему. В центре города появился большой сквер. Летом тут уже шумели тополя и березы, цвели сирень и акация. Живая стена сирени и акации, окаймлявшая сквер, особенно радовала глаз. В летние вечера в центре сквера на площади, которую назвали «Пятачком», в деревянной раковине играл оркестр. Собиралась молодежь и танцевала. На берегу широкого заводского пруда построили парк культуры и отдыха, на пруду — лодочную станцию, купальню. Парк был хорош еще и тем, что прямо из него можно было пройти в лес и на покосы, которые еще держали многие заводчане.
Место это стало самым веселым в летние месяцы: охотники и рыбаки, возвращаясь домой, задерживались на широкой веранде ресторана, чтобы за беседой выпить кружку пива или пропустить, праздничный стаканчик крепкой.
В короткое время произошли и другие значительные перемены. В годы первой пятилетки начали строить сразу три больших завода. Появлялись новые высокие каменные дома. В строительных лесах стояли здания театра и шестиэтажной гостиницы. Город быстро разрастался, становилось многолюднее, шумнее.
Хотя и строились новые большие заводы, а слава старого, давшего жизнь этому месту, не умирала.
Как раз в тридцатые годы в жизни Семена Семеновича произошло заметное событие.
Однажды ночью раздался настойчивый и сильный стук в окно. Семен Семенович только что пришел с ночной смены и ужинал, а вся семья — жена, дочь и сын — сидела тут же. Семен Семенович, думая, что это за ним с завода, сам пошел открыть дверь. Стояла морозная ясная ночь. Вдали играли огни завода. Вспыхнуло розовое пламя: выпускали чугун.
У крыльца стоял посыльный телеграфа, топчась на месте и растирая рукавицей щеки.
— Вам телеграмма. Правительственная, — сказал он.
«Может, от сына что?» — с тревогой подумал мастер о старшем сыне Степане и позвал посыльного в дом.
Взяв телеграмму, он долго искал очки. Наконец они нашлись, Клемёнов расписался на квитанции, запер за посыльным дверь и только после этого, вернувшись в комнату, распечатал телеграмму.
То, что мастер прочел, — поразило его. Семен Семенович опустился на стул и, не веря прочитанному, протянул телеграмму дочери.
— Прочти вслух.
В телеграмме народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе поздравлял мастера с победой во всесоюзном соревновании доменщиков и желал ему новых успехов в работе.
В эту ночь Клемёнов долго не мог уснуть.
Краткие телеграфные строки взволновали его.
Ему всегда было приятно сознавать, что старше его не было никого у печей. Всех людей на заводе мастер ценил по тому, как они относятся к работе, на что способны. Дружил он с такими же, как и сам, опытными и умелыми мастерами-доменщиками, прокатчиками, сталеплавильщиками. С ними у него прошло детство, вместе они пришли на завод, в дни гражданской войны, когда явились колчаковцы, тушили печи, потом восстанавливали цех за цехом. Ему казалось, что именно они, старые и опытные заводчане, отвечают перед всеми за дела производства.
Мастер вспоминал, как работал последние полгода, и ему казалось, что произошла какая-то ошибка, путаница. Не заслужил он такой благодарности Серго Орджоникидзе. Да, в эти месяцы доменщики работали хорошо, очень даже хорошо, как никогда и не бывало. Но его ли в этом заслуга? Завод все эти месяцы получал хороший кокс, коксовой мелочи почти не было: на руднике пустили агломерационную ленту, и руда пошла с большим содержанием железа. Его и заслуга только в том, что он вел домны на полном дутье.