Звезда-полынь

— Лучше бы ты «полюшко-поле» пел, хозяин, — фыркает конь. — Это страшней выходит.

— Давай, богатырь, будем силушкой мерится, землю-матушку кровушкой поить! — разошелся я, только слюну пустить осталось и взгляд побешеней…

Смотрит-смотрит витязь… Да как заржет — Храпа за пояс заткнул.

— Хватит, хватит, богатырь, напугал!

— Когда это успели мы местами поменяться? — опустил я меч, сам посмеиваюсь, глаза щурю по привычке старой. — Звать-то тебя как, враг мой лютый?

— А так и звать — Лют.

— Светоя… — запнулся я, имени не договорив. — Лют Лютич?! Это злодей известный, который самому Кощею Елену помогал красть?! И много всяких непотребств творил, против батюшки нашего царя шел?!

— Он самый, — отвечает Лют, плечами пожимает. — Светоя… Светояр ты, стало быть? Светояр Вячеславич! Который… который Елену… — снова засмеялся богатырь. — Который Елену домой вез… да не довез!

— Ага, — помрачнел я. — Ну, бывай, Лют, я поехал, еще кого-нибудь спасу, авось, лучше запомнится, чем Елена эта рапрокля… распрекрасная!

— Да постой, не обижайся. Про меня тоже сотня слухов ходит — хоть про непотребства вот эти всякие — какие, даже интересно…

— Жар-птицу украл у царя Берендея, — припомнил я.

— А ты вернул, — хмыкнул Лют. — Да что ей сделалось? А Берендей добром отдавать не стал бы… Это Кощей попросил, он их все разводить пытается.

— Так ты и впрямь Кощею служишь?

— Ага. Поругался малость, вот сейчас и брожу, подвигов на свою… на булаву свою ищу.

Я усмехнулся. Нравился мне Лют, хоть и из-за жар-птицы той попотеть пришлось (в прямом смысле), и с Еленой неувязка. Да и схожи мы с ним до одури, как я посмотрю, да только он — что удивительно! — понаивней меня будет, хоть и прикидывается вороном.

— А ты, значит, Гордея богатырь?

— Поругался…

— Стало быть, дорожка одна, хоть и разным сторонам служим! — хохотнул Лют.

Я только кивнул согласно.

Остановились прямо там, у реки заночевали. Утром удалось рыбу в реке поймать — видели бы товарищи, для чего я луком своим пользовался и сколько стрел извел… Потом путь по лесу шел — там Лют птицу чуть ли не в полете булавой сбил, тоже хорошо.

— А что, Лют, конька такого тебе Кощей подарил? — спрашиваю я дорогой — интересно же стало.

— Да нет, — говорит Лют. — Это волчара, я его у нас в лесу нашел, еще мелкий был. Особенные, знаешь, такие водятся…

— Ага, людей кушают…

— Бывает, — не стал отнекиваться Лют. — Так то же и с обычными волками бывает. А Кощей на него заклятье наложил, чтоб люди не пугались.

— А-а, — не сообразил я. — А ночью — это не страшно, что ли? По мне, так наоборот…

— Конечно! Так это же образ такой — чтоб ночью, на волке, лицом грозен и все с этим связанное… А днем зачем надо?

— И то верно…

— Слушай, Светояр, а почему ты коня Храпом зовешь? — помолчав, вдруг спрашивает Лют.

— А это, Лют, — говорю я мрачно, — ты на следующем ночлеге услышишь…

Призадумался богатырь.

— Врет он! — не выдержал конь. — Храпом он меня зовет из-за характера своего скверного!

— Да как ты о хозяине? — смеюсь я. — Сам же мне все твердил про родословицу свою и что тебя, ненаглядного, по этой родословице положено на «Х» называть! Спасибо бы сказал, что Храп — а не что другое, похуже, что мне сначала подумалось…

— Спасибо, — ворчит конь по привычке, — удружил…

— Да ладно тебе… Лют, а Лют, что-то тихо едем! Ты песни знаешь?

— Конечно! — обрадовался Лют. — Вот, например, любимая… Э-э-эх! Э-эх, по-о-олюшко-по-о-оле-е! Эх, по-о-оле-е раздо-о-ольное-е, ой да во-о-оля-а во…

Я даже заслушался. Кроме себя-то, ни от кого еще песни этой не слышал — может, слова полностью наконец узнаю.

— О нет, — молвит волк, с Храпом моим понимающе переглядываясь.

— Опять ты, Серый, недоволен, — прервался Лют. — Тогда другую вот…

— Про березку? — с надеждой спрашивает Храп.

— Что я, девка какая-нибудь? — возмущается Лют. — Боевую знаю! Вот… Сдви-и-инем-ка, бра-а-атья, крепкие щиты-ы — битве быть! В бо-о-оли нам купа-а-аться, землю кровушкой поить! А подни-и-имем мы, бра-а-атья, до-о-обрые клинки — не опустим впредь! Нам — по-о-обеда, ворога-а-ам — люта смерть!!! Как шагне-е-ем мы дру-у-ужно, прямо в се-е-ечу, как шагне-е-ем мы дру-у-ужно, ворогов кале-е-еча! Как скати-и-ится голова-а врага-а, как слетит голо-о-овушка…

— Все, все, лучше про поле! — завопил конь дурным голосом, ему волк вторит.

— Подожди, мне интересно, что дальше с головой будет! — говорю я.

— Ну что, давай тогда про поле… — смотрит Лют на зверье обнаглевшее, голову чешет.

— Давай! После «моря-окияна» знаешь, что петь?

Качает головой Лют.

— Эх, ну ладно, давай так…

Переглянулись — да как грянем:

— Э-э-эх! Э-эх, по-о-олюшко-по-о-оле-е!!! Эх, по-о-оле раздо-о-ольное, ой да во-о-оля во-о-ольная-а-а!

Добрая дорога!

Как доехали до города Карочуна, так совсем друзьями сделались — и что с того, что он у Кощея служит — у чародея безумного да злобного? Может, и не безумный, и не злобный, а… как это?.. фанатично преданный науке, вот! Полюбила ж его Елена-царевна…

Я вот вообще Гордею служу — и ничего.