Звезда Сириама

— Кто-то схватил меня! Самбоди кот ми! — и, уронив в воду слипы, которые он с чисто немецкой обстоятельностью не выпускал из рук, кинулся к берегу.

— Что за шутки на ночь! — сердито сказал Володя.

Но Хаген не шутил. Как ошпаренный, он выскочил на берег и принялся скакать на одной ноге по песку, продолжая выкрикивать:

— Самбоди кот ми! Самбоди кот ми!

Мы не на шутку перепугались. Тимофей и Ла Тун подхватили герра Бооста под руки, и мы, уже не думая об опасности, помчались назад, к бунгало.

Тревога оказалась ложной: по-видимому, Хаген наступил в темноте на острую коническую ракушку, каких здесь было множество. Даже царапины на его ноге не осталось.

Около полуночи мы опустили тяжелые ставни и разошлись по своим каморкам. Океан шумел вдалеке, наше бунгало гудело на ветру, как многопалубный галеон.

Я постучался к «немцам». Зо Мьин уже спал, отвернувшись к стене, Хаген, лежа на своем надувном матрасике, перелистывал книгу с цветными фотографиями змей.

— Ну как, профессор, — спросил я, — вы еще не отказались от идеи приобретения острова?

— Ни в коем случае, — с кислой улыбкой ответил Хаген. — Пусть даже он будет стоить миллион.

Зо Мьин заворочался под своим покрывалом, но ничего не сказал.

13

Выспаться в эту ночь как следует мне не удалось. Неутомимый Тан Тун поднялся в четыре утра, сбегал к морю и договорился с местными, что они возьмут нас с собой на рыбалку. Затем с усердием, достойным лучшего применения, он принялся всех нас будить.

Бени сонно ответил через дверь, что он предпочитает вечернюю ловлю; Хаген и Володя не удостоили нас ответом; Зо Мьин вышел заспанный, посидел в холле, поежился, потом сказал, что оденется потеплее, ушел к себе и не вернулся. Когда мы заглянули к нему, он, повалившись ничком поверх одеяла, крепко спал. Ла Тун пошел на берег посмотреть, что за лодки. Вернулся ужасно довольный, с большим мясистым акульим плавником:

— Вы как хотите, а я уже поймал. Будет на обед отличный супчик, незачем и на рыбалку ходить.

Мы вышли на улицу. Утро было прелестное, хотя и несколько холодноватое для тропиков Пляж казался неузнаваемым: море отошло далеко от берега, широкая полоса мокрого плотного песка блестела как зеркало. По всему морю, гладкому, светлому и почти такому розовато-голубому, как песок, плыли в сторону островов лодки с коричневыми прямоугольными парусами Реи у местных лодок крепятся к мачтам в виде буквы У Некоторые паруса казались темными, другие, повернутые к встающему за нашей спиной солнцу, празднично рыжели.

По самой кромке воды ходил человек с бреднем, время от времени он вынимал закрепленную на шесте прямоугольную сетку (каждая ниточка в ней светилась розовым) и, стоя по пояс в белой пене прибоя, методично перекладывал серебристую мелочь в висящую через плечо сумку. Лицо его., темное, да еще затененное полями зеленой парусиновой шляпы, было сумрачно и серьезно: человек работал, добывал свой насущный хлеб.

Наши рыбаки, уже столкнувшие на воду лодку, с нетерпением на нас поглядывали. Все трое были немолоды, темнолицы, в клетчатых выгоревших рубахах, юбки подобраны выше колен, на головах нечто вроде чалмы из свернутого серого полотенца. Инкин вид (белые брюки, белая кофточка, полотняная кепочка с розовым козырьком, фотоаппарат через плечо) вызвал у них беспокойство. Один из них что-то быстро сказал по-бирмански.

— Он спросил, умеет ли женщина плавать, — перевел Тимофей

Инка храбро ответила, что она, во всяком случае, умеет держаться на воде, и это было лишь небольшим преувеличением: по-собачьи, с надутыми щеками и вытаращенными глазами она могла проплыть метров пять, чем очень насмешила бы оказавшуюся рядом акулу.

Рыбаки предложили внести Инку в лодку на руках, но она с негодованием отказалась. Закатав брюки до колен, Инка вступила в лодку и, зашатавшись, чуть не свалилась в воду вместе с кепочкой и фотоаппаратом.

— Боже мой, какая скорлупка, — проговорила она, садясь. — А где у нее парус?

Паруса не было. В сущности, это была не лодка, а старенький потрескавшийся челночок Мы расселись: я с Инкой — в одной лодке, Тимофей с Тан Туном — в другой Третий рыбак, с облегчением, убедившись, что у него не будет пассажиров, оттолкнул свой челнок подальше, лихо взобрался в него на ходу, сел за весла и, весело крикнув что-то товарищам, быстро и мощно начал грести, удаляясь от нас со скоростью торпедного катера. А мы еще долго устраивались. Инка как села, вцепившись, обеими руками в борта, так и осталась на месте, упорно отказываясь перейти на другой конец челнока.

Наш рыбак, пасмурный старичок с тощей темной грудью, поросшей седым волосом, налег на весла, и мы стали быстро удаляться от берега. Инка сидела у него за спиной, на носу челнока, и это, видимо, рыбака беспокоило: он то и дело оглядывался проверить, не свалилась ли она в воду Но Инка сидела смирно, подобрав под себя ноги, и не двигалась

— Стыдно как-то, — сказала она мне. — Люди едут на работу, а мы развлекаемся.

Но по лицу ее было видно, что никаких развлечений она сегодня не ожидает.