Звезда светлая и утренняя

Если уж Малхаз с трудом прошел, то и впрямь прочно заделали все ходы. Этот стремительный грузин с ловкостью ящерицы проскальзывал через загородки по локалкам, сквозь промзоны, наводил дороги в БУР и на кичу, правда, и прапоров у него было подвязано — чуть ли не вся их стая, и солдат через одного, и, может, из офицерских псов тоже. При этом был Малхаз нетерпим, капризен, коварен, слышал насмешку, где ее не было, и реагировал стремительно. Сценка, когда Малхаз с резко проявившимся акцентом наседал на почудившегося насмешника: «Нэт, ты за сылава сываи атвычайш?!» — могла бы выглядеть донельзя комично, если бы с последним шипящим звуком не пускался вдогон резкий кулак. Столь же неожиданно Малхаз мог выплеснуть на кого-то незаслуженное радушие. Не успевающий думать, прикидывать и выбирать с той же скоростью, с какой выбрасывались кулаки, выплескивались слова, неслись, не чуя земли, ноги, он все же безоглядностью своей, лихостью и какой-то детской наивной искренностью испарял из памяти окружающих разные свои многочисленные пятна и пожинал почти одни только симпатии. Но, опять же, симпатии эти никого не сводили с Малхазом совсем уж накоротке, видимо, пятна, хоть и испарившиеся, предупреждающими знаками оберегали от такой оплошности. И все это не мешало (а может, и помогало) Малхазу держаться в отряде кем-то вроде рулевого-дублера, рулевого-2, и не только держаться, но и быть этим самым дублером, что, в свою очередь, накладывало на его отношения с Квадратом…

Слепухин отхлебнул, передал кружку, вспомнил, с какой именно досады начал он мысленно лязгать косточками Малхаза — трудно будет пробраться завтра в соседнюю локалку на денюху к землячку, а хотелось бы, тем более, в новом своем положении Квадратова семейника, но не для выпендрежу, нет…

— Что ты, Слепень, меня глазами кушаешь?

— Да вспомнил, Малхаз, что мы с тобой впервые чай пьем вместе…

— Ты бы сказал раньше, что Квадратов семейник, — уже два пуда выпили бы. А то смотрю на тебя: бобылем, сам-на-сам живешь. Думаю себе: вот — гордый человек, молодец какой! Говорю себе: не беспокой, Малхаз, это гордое одиночество гордого человека своим пошлым чаем.

— Успеете еще два свои пуда выпить, — медленно процедил Квадрат.

— Разве это будет тот чай? Теперь с каждым глотком этого чая я буду проглатывать горькие сожаления и буду думать себе: зачем ты, Малхаз, столько ждал? почему сто лет назад не открылся этому человеку? ты — гордый человек, он — гордый человек, вы могли сделать гордую семейку гордых людей. Я буду спрашивать себя: почему, Малхаз, этот удивительный человек, почти откинувшись, растоптал свое гордое одиночество? И я не найду ответа.

— Слепень, в отличие от нас всех, смотрит в будущее, — хмыкнул Славик. — В двухтысячном каждой семейке отдельную хату дадут.

— Так это ведь глав-козел обещал — для своих только, — ответно торкнул Слепухин Славика.

— Завязывайте, — бросил Квадрат. — Для дела собрались.

— Значит так, — Малхаз будто бы смахнул пылью весь предыдущий треп. — Все, что можно было, — выудил. Влепили Павлухе по просьбе отрядника пятнашку за отказ от работы. Он — хозяину: «Пиши, что отказ в две смены пахать, иначе — голодаловка». Хозяин — Красавцу: «Забирай и обломай». Красавец Павлуху закрыл в пустую 05, чтобы, значит, о голодовке в зоне раньше времени не узнали, и — морозить. Павлуха держится. Красавец говорит, что бросит его в 03. Назавтра Павлуха вскрыл сонник. Побывал он в 03 или до этого сонник вскрыл — неизвестно. Никто ни слова — как воды в рот, даже фельшер — ведь зек, понимать должен — лепит чернуху, он, видишь ли, не в курсе.

— А про 03 узнал?

— Даже медицинские карточки листал на них. Сидят там два петуха, подельники по групповому — малолетку трахнули. Говорят, из себя — бычины, один в одного. Пришли этапом два месяца назад и до звонка по полгода всего. Красавец сразу по приходу их подвязал. Они по его указке — беспредел, а он их содержит в подвале до звонка… Такое, значит, кино…

— Как Красавца перевели подвалом заправлять, душняк пошел плотный, — вставил Слепухин.

— Он из нас себе капитанские погоны выкусывает и, на него глядя, остальные пасти щерят, чтобы не отстать, — подбросил Славик.

— Ваши открытия козе понятны, — хмуро остановил Квадрат. — Не порожняки пришли гонять. Ты метрики этих петухов знаешь? — уточнил он у Малхаза.

— Не хуже своих.

— Решать надо, мужики.

— Реша-ать? — протянул Савва. — Да ты ведь решил все, еще когда с отрядником штырил. Или не так? И я решил, когда отрядник щенка своего пользовать привел. И он решил, когда обещал меня из моей будки выкинуть и, если не образумлюсь, Красавцу доверить мое перевоспитание… Все все решили — чего ж дуру гонять?

— Куда ты тянешь, Савва? — зашипел Квадрат, — чтобы я свою башку и пасть сунул невесть за что? Чтобы я этим овцам, — он мотнул головой куда-то вглубь барака, — помог залупнуться и крайняком пошел? Так еще хуже будет. Что мы можем?