Звезда Тухачевского

«Главкому Муравьеву. 1918 года 10 июля, место отправления — г. Симбирск.

Еду на Пензу — Сызрань. Сызрань оставлена. Хотел еще вчера начать наступление всеми силами, но Вы запретили броневому дивизиону двигаться, а потому наше наступление на Усолье и Ставрополь велось лишь жидкими пехотными частями. Совершенно невозможно так стеснять мою самостоятельность, как это делаете Вы. Мне лучше видно на месте, как надо дело делать. Давайте мне задачи, и они будут исполнены, но не давайте рецептов — это невыполнимо. Неужели всемирная военная история еще недостаточно это доказала? Не сочтите этого заявления недисциплинированностью. Ведь армия, согласно тактике и стратегии, получает только задачи и директивы самого общего характера. Даже приказания армиям избегают давать. Вы же командуете за меня и даже за моих начальников дивизий. Может быть, это было вызвано нераспорядительностью прежних начальников, но мне кажется, что до сих пор я не мог бы вызывать в этом отношении Вашего недовольства. Командарм-1 Тухачевский».

— Веселенькая ситуация, — прокомментировал Вячеслав, когда Тухачевский поставил под рапортом свою подпись. — Воевать тебе приходится не только с белыми армиями, но и с собственным главкомом!

Рапорт был тут же отправлен с нарочным, а уже вечером позвонил адъютант Муравьева и сказал, что главком вызывает командарма к себе.

— Ну, что я говорил? — озабоченно спросил Вячеслав. — Прежде чем взять Самару, тебе придется сразиться с главкомом. Этого рапорта он тебе не простит. Я еду с тобой.

— Ни в коем случае. Останешься здесь за меня, ты же знаешь, что начштаба сейчас в Инзенской дивизии. Я скоро вернусь.

— В чем я не очень-то уверен, — возразил Вересов. — Ты недооцениваешь своего главкома.

— Лучше прикажи побыстрее подать мне коня, — невесело усмехнулся Тухачевский.

На пристани у дебаркадера стояла все еще роскошная императорская яхта «Межень». В сравнении с буксирами, баржами и простыми пароходами она казалась самим воплощением красоты и изящества.

Главком любил красивую жизнь!

Пристань заполонили военные. Особенно много было матросов, перепоясанных пулеметными лентами, и бойцов в новом обмундировании — из личной гвардии Муравьева.

Тухачевский спешился и поспешил на яхту. Там его уже ждал окруженный разномастной свитой и излучающий бешеную, взрывчатую энергию Муравьев.

Муравьев стоял перед Тухачевским, заложив руки за спину, глаза его горели неистовым нездоровым огнем. Казалось, будто главком впервые увидел командарма. Всем видом он выражал отчужденность; страсти, кипевшие в нем, вот-вот готовы были вырваться наружу.

— Утром я вам направил рапорт, — начал было Тухачевский, но Муравьев резко и нагло перебил его:

— Этим рапортом можете подтереть задницу себе и своим большевистским друзьям, вашему Варейкису! — Он бросал горячие хамские слова прямо в лицо Тухачевскому. — И запомните, поручик: не будет никакой Самарской операции! Я поворачиваю фронт на запад, я объединяюсь с братьями чехословаками, и мы вместе будем громить Германию! Вы слышали о восстании левых эсеров в Москве?[14] Это восстание переметнется на все города России! Большевикам не удержать власть, эти предатели, немецкие наймиты, получат по заслугам!

С минуту по выражению лица Тухачевского Муравьев пытался определить его реакцию на такое сенсационное заявление, но Тухачевский невозмутимо молчал.

— С кем вы, командарм Тухачевский? — Вопрос Муравьева прозвучал почти торжественно. — Если со мной, вы будете назначены — и немедленно — на самый высокий пост в будущем правительстве. Если против меня — мой маузер скажет свое веское слово! — И в подтверждение своих слов Муравьев выхватил маузер из кобуры.

Тухачевский посмотрел на него с презрением.

— Я жду ответа! — нетерпеливо и грозно возвестил Муравьев.

— Ответ у меня один: я никогда не был предателем и никогда им не стану, — негромко, но твердо произнес Тухачевский.

— Сдать оружие! — приказал Муравьев Тухачевскому. — Поедете со мной.