Звезда творения

Теплый летний воздух мягко ударил в лицо. Сердце екнуло и почти остановилось. Двигатель заглох. Как во сне, подо мной плавно проплыл двор музея и изумленные лица собравшихся. Открытые рты байкеров. Майк так и не снял шлем, и его визор поворачивался вслед летящему Вжику, как радар. Ветер шумел, обтекая байк, земля уходила все ниже. Под ногами шелково переливались и трепетали кроны растущих вдоль улицы берез. Передо мной открывался чистый горизонт с тускнеющей капелькой солнца в небе.

А потом из-за деревьев показался пустырь, на котором лежал Вагранский лабиринт, и я с ужасом осознала, что мне сейчас придется сделать.

Зрелище было кошмарное, особенно в сумеречном свете затмения.

От пустыря мало что осталось. На его месте воздвиглась здоровенная бетонная конструкция. Это была выросшая вверх и в стороны октаграмма, сложная и изящная, в основе рисунка которой лежал символ Звезды Хаоса. Видимо, тетушка давно и тщательно готовилась к этому ритуалу, потому что подобную конструкцию надо было еще спроектировать, рассчитать и успеть приготовить все стройматериалы. Да и возвести ее всего за сутки — уже на грани возможностей человека и строительной техники…

Однако же ее возвели и сейчас интенсивно эксплуатировали.

На бетонных гранях и в углах октаграммы стояли и лежали люди. Их было много: сверху казалось, что несколько десятков. И возле каждого на светлом бетоне видны были темно-красные пятна. Кровь… На этот раз Братство не удовольствовалось брызгами, попавшими на линии. Нет, масштабы были куда значительнее. В центре громадной магической фигуры, прямо на камнях лабиринта, стояла большая чаша, возле которой тоже лежали люди. Похоже, из них крови выкачали гораздо больше, чем из остальных. Избранные, любимцы Старшего Брата, наверное… Самого Брата я нигде не увидела. Зато над чашей, воздев руки, стояла фигурка в белом одеянии, в которой я даже с высоты опознала тетушку. Время от времени она совершала пассы над чашей и высоким громким голосом нараспев произносила какие-то слова. Кем она сейчас себя видела? Великой волшебницей, приносящей магию в наш мир, изначально ее лишенный? Воительницей? Повелительницей малых сих? Она, похоже, была полностью поглощена исполнением обряда и не замечала, какую жуткую картину представляет собой пустырь. Даже летящий по небу байк и то не заметила.

От лабиринта, погребенного под октаграммой, исходило призрачное сияние, хорошо заметное в свете угасающего солнца. Оно было похоже на ту дымку, которая, вращаясь, возникала в лабиринте при переходе из мира в мир. Но та дымка была плотной и темной, а это сияние — мертвенным, прозрачным. Оно напоминало гигантскую воронку и окутывало светлым коконом каждого попавшего в него человека. Небо над воронкой начинало отчетливо темнеть. Из ее центра время от времени накатывали тошнотворные волны магии: голову сдавливало, в глазах мутнело. То, что здесь сейчас происходило, было каким-то мировым безобразием, и его следовало немедленно прекратить.

Байк, словно почуяв мои мысли, клюнул передним колесом и начал заваливаться вперед. Темнеющая земля качнулась навстречу. То ли магический потенциал коробочки исчерпался, то ли сила Звезды. Вот последнее было бы совсем некстати… Скорость увеличилась, ветер засвистел ушах. Мы с Вжиком падали.

«Разобьемся», — отчетливо поняла я. Что делать, было совершенно непонятно. У мотоцикла ведь нет крыльев, на которых можно спланировать, нет двигателя, которым можно маневрировать… Стоп, как это — нет двигателя?!

Так, спокойно… Передачу на холостой ход… Ключ, стартер… Есть! Мотор Вжика недовольно чихнул, кашлянул и заработал. Странно, но скорость падения при этом замедлилась, как будто я врубила тягу. Но мы все равно падали прямо на октаграмму, слегка заваливаясь на правый бок.

А ведь мне туда и нужно, подумала я. В самый центр, где стоит чаша с бурлящей кровью и где закручивается воронка, разрывающая лабиринт… Только там можно остановить обряд. Но что я буду делать?

Солнце почти совсем скрылось. В небе остался только его краешек, сверкающий, как страз. Я старалась прямо на него не смотреть — на стекле визора не было тонировки. Но все равно краем глаза замечала наползающую на солнце тень. Внизу сгущались сумерки. На миг все замерло и затихло: воронка, лабиринт, фигурка в белом, Вжик, зависший высоко над бетонными балками… И вдруг все снова пришло в движение, словно кто-то повернул выключатель.

Солнце угасло. Стало темно, как ночью.

И в тот же миг небо над лабиринтом с оглушительным грохотом раскололось, явив взору черные поля с мириадами хрустальных сфер: невероятные, вложенные друг в друга и вывернутые, не измеримые мерками привычного нам пространства. По краям разрыва судорожно заклубился туман.

Сквозь сияние проступил другой лабиринт, черные стены той стороны, сейчас щедро заливаемые кровью тварей Вилора. Они еще не обрели материальную плотность, еще казались призраками и свободно проходили сквозь бетон октаграммы… но с каждым мигом становились все реальнее и реальнее.