Звезда в ладони

Однажды Веселин попросил разрешение у девушки нарисовать ее портрет, и она согласилась. Усадив Лиззи за стол, он сел напротив и стал быстро-быстро водить углем по белому листу бумаги.

Через полчаса набросок был готов. Веселин передал через стол рисунок. Лиззи взглянула на него и застыла, пораженная. На нее смотрела совсем чужая, незнакомая девушка с провалившимися огромными глазами, с выступающими скулами; плотно, в черточку, сжатыми губами и неестественно острым носом.

— Это я? — спросила Лиззи, посмотрев на Веселина.

Юноша молча кивнул.

Лиззи вскочила со стула и подбежала к зеркалу, висящему в углу комнаты над умывальником. Она долго рассматривала свое отражение и наконец прошептала:

— Да, это я.

У Дороти сердце кровью обливалось. За последние дни ее подруга превратилась в ходячую мумию: не ела, хотя Дороти, наплевав на собственные дела, по полдня торчала на кухне, почти не спала, Дороти слышала через стенку, как она вертится в своей постели, но, главное, не разговаривала. Дороти казалось, что она вообще не слышит, когда к ней обращаются. Каждое утро она пыталась поговорить с девушкой, но та, скользнув взглядом по ней, как по пустому месту, уходила из дома.

Дальше терпеть это стало невозможным, и Дороти пришла к выводу, что Лиззи необходимо показать психиатру. Она очень волновалась за психическое состояние девушки. Каждый день промедления грозил стать критическим.

Придумывая, каким способом довести Лиззи до клиники, Дороти резала овощи для салата и вдруг застыла с поднятым ножом. Возглас Лиззи: «Дороти, я пришла!» прозвучал так неожиданно, что заставил ее замереть.

Она так и стояла с зажатым в руке ножом, пока девушка не появилась на кухне.

— О, ты обед готовишь. Дороти, если бы ты знала, какая я голодная! — Лиззи подбежала к подруге и чмокнула ее в щеку.

— С тобой все нормально? — осторожно спросила Дороти.

Перемена в поведении Лиззи была так велика, что это ее испугало не меньше, чем многодневное молчание.

— Конечно! — ответила, как ни в чем не бывало, Лиззи. — А что ты готовишь?

— Салат из овощей.

— Хочу салат. А еще хочу омлет с беконом. Сделаешь?

— Сейчас-сейчас… — И Дороти застучала ножом по остаткам овощей.

Лиззи уселась за стол и, подперев рукой щеку, произнесла:

— Ты не пугайся. Со мной правда все в порядке. Просто я… Ну, будем считать, что я долго-долго спала, а сейчас проснулась. И страшный сон остался позади.

— Я так рада, Лиззи, — искренне сказала Дороти. Она высыпала овощи в чашку, полила их маслом и пошла к холодильнику за яйцами. — Я волновалась за тебя, подруга… — В голосе Дороти звучало столько нежности, что у Лиззи комок к горлу подкатил.

— Спасибо, — прошептала девушка. Она сглотнула комок и уже вполне нормальным голосом спросила: — А знаешь, что меня вывело из спячки? Мой портрет.

— Портрет? — не поняла Дороти.

— Да. Представляешь? Небольшой портретик, нарисованный углем на белой бумаге, — пояснила Лиззи. — Когда я увидела на нем, во что я превратилась, я испугалась и сразу проснулась.

Дороти прекратила взбивать яйца.

— Я не понимаю, Лиззи.

Девушка улыбнулась.

— Ну да, ты же ничего не знаешь. У меня появился друг. Веселин. Это наш консьерж. Он художник. Вот он и нарисовал мой портрет.

В душе Дороти шевельнулась обида. Надо же, чужой человек сделал то, что не удалось сделать ей, вывел Лиззи из шокового состояния. Да ладно. Это все мелочи. Главное, с Лиззи все в порядке.

Когда Лиззи съела целую тарелку салата и огромную порцию омлета с беконом, Дороти осторожно спросила:

— И что ты собираешься делать?

— Жить, — просто ответила девушка, вытирая рот салфеткой. — Спасибо, Дороти, было очень вкусно.

Если Лиззи казалось, что жизнь остановилась, то Фил, наоборот, чувствовал, что она несется семимильными шагами, и не куда-нибудь, а в пропасть. Фил искал встреч с Лиззи, хотел только одного — поговорить, объяснить. Но ему никак это не удавалось. Девушка всячески избегала его: переходила на другую сторону улицы, пряталась в подъездах, бросала телефонную трубку.

Он дошел до того, что не мог оперировать. Доктор Лок, не посвященный в причину депрессии Мартина, все-таки пошел ему навстречу и предоставил недельный отпуск. Допускать хирурга до операционного стола в таком состоянии было нельзя.

Фил знал, что сам виноват в случившемся, и от этого переживал еще больше. Ему давно следовало все рассказать Лиззи. Но он все время откладывал разговор. После ночи в «Приюте для влюбленных» Фил понял, что дальше ждать нельзя. Он собирался все рассказать при первой же встрече. А дальше будь что будет.

Он был уверен, что Лиззи все поймет и простит его за невольное сокрытие правды.

Но его опередили…

В мыслях Фил постоянно прокручивал предстоящий разговор с Лиззи, знал, что скажет, какие аргументы приведет, чем сможет убедить девушку в правдивости своих слов.

Но в реальности все оказалось намного сложнее. Разговора не получалось. Филу казалось, что Лиззи его просто не замечает.