Звезда в шоке

Каждая смерть воспринималась мной все тяжелее и тяжелее. Ведь самое родное уходило, умирали самые нужные и дорогие люди. Например, смерть моей тети, тети Фаи, которая воспитывала и мою маму, и меня. Маму она с сестрой из детдома забрала. А когда мне было плохо, когда у меня было малокровие, она приехала, увидела меня, истощенного и изможденного, и увезла в деревню. Убедила маму, что мне нужно перейти на парное молоко, то есть просто не дала мне умереть. И ее смерть для меня была невозможной потерей. Жуткая трагедия. А смерть моей жены… Получилось так, что я остался один, раздавленный горем и с больным ребенком на руках. Я, переживая за жену, должен был бороться дальше, ведь мне сказали, что ребенок долго не проживет, надо было сделать все, что только возможно, чтобы этого не случилось.

После бабушки у меня осталось очень много воспоминаний. У нее было пять внуков: три внука от моего дяди и нас с Сашей двое. Но почему-то я был у нее самым любимым. Все вкусное и все лучшее всегда доставалось мне. Наверное, она понимала, что у моих двоюродных братьев есть отец, а у нас его нет, и поэтому относилась к нам помягче. Но если взять только нас с Сашей, то первая очередь всегда была моя. Для меня бабушка была чем-то святым и неземным, как и тетя. Нельзя было, чтоб она ушла. Но она умерла. И следом смерть младшего брата.

Сейчас у меня такой период, когда это все позади. Но у меня есть очень старенький дядя. И несмотря на то, что мы с ним в жизни никак не пересекаемся, и то, что внимания он мне особо не уделял, я все равно переживаю. Он и моя тетя, папина младшая сестра, остались одни из немногих, кто помнит моего отца. Не будет их, и у меня не останется никого, кто моего папу знал. По старым фотографиям, особенно по армейским, вижу, что я очень похож на своего отца. Хотя я и на маму похож сильно. В Сереге что-то есть от меня и от моей мамы. Особенно нос и челюсть. На меня очень похож. Он и моя мама сейчас часто ездят на Байкал, и я просто обалдеваю: он воспитывался в Москве, и непонятно, откуда у него такая тяга к деревне. Его тянет туда, как и меня.

Если просто взять мой творческий путь, то кажется, что все в жизни у меня хорошо: одни первые места, одни гран-при. Мало кто знает, как больно я падал. И хорошо. Не надо никому этого показывать, как больно ты упал. В моей профессии особенно, ведь ты приходишь на работу и обязан улыбаться. Клиенты не должны знать о проблемах. Они же совершенно ни при чем. Поэтому делаешь вид, что все круто, делаешь вид, что все хорошо.

У меня была подруга Овакова Катя. Я очень рад, что в ту трудную минуту, когда я терял жену, мы вместе работали, что она была со мной рядом, все знала и понимала, очень помогала мне.

С Катей Оваковой у меня были нереально близкие отношения. Я мог прийти к ней даже с очень интимными вопросами. Что-то где-то вскочило, где-то что-то болит, где-то что-то кольнуло, где-то что-то чешется, так я сразу бежал к Кате и все подробно рассказывал. Она иногда возмущалась, говорила, что такие вещи женщинам не показывают и не рассказывают, для этого должны быть друзья-мужчины. Но потом успокаивалась и смотрела.

Доходило до смешного: я мог наголо перед Катей раздеться и показать то, что у меня болит. И в этом не было ничего такого, ведь в ней я видел исключительно подругу.

Катя была косметологом-визажистом. Она умела хранить в себе то, что знала и что понимала. Например, она первая поняла, что я не проживу долго с моей первой супругой. Неудивительно, что она была единственным человеком, кому я мог рассказать о своем горе. Мне кажется, что она боль всю мою брала себе. Катя меня оберегала, хотя у нее сын был и с мужем какие-то нелады. Для меня она была свой, очень теплый и родной человек. Благодаря ей я хоть какие-то ошибки не совершал, потому что она мне многое подсказала, чего я не понимал и не знал. Даже такие элементарные вещи, как забрать жену и ребенка из роддома. Помню, она мне все время тогда говорила:

— Обязательно спроси лишний раз, как ее здоровье, как она себя чувствует, женщины это очень любят.

— Я не смогу, — говорю ей. — Я как ее лицо увижу, так и не смогу это спросить.

— Спрашивай как можно чаще — это будет ей очень приятно.

Как-то раз, когда я собирался в роддом, она подошла ко мне и спрашивает:

— Ты цветы купил?

— Какие цветы? — Не сразу понял, о чем она. Замотанный весь был: мне и за лекарством бежать надо, и надо фруктов купить. Совсем не до цветов.

— Идиот! Ну, ты же не понимаешь, что цветы для женщины — лучшее лекарство! В больницу только с цветами, это же твоя вторая половина! — Сказала это, потом пошла и принесла свой букет.