Он был уже близко от стана киношников, когда полевую дорогу перегородили курганы бурой глины и траншеи. Посреди Царева луга шумел экскаватор, и Севергин двинулся в обход, по подошве Велесова холма. Его величавую вершину местные звали Утесом. Утес подпирал небеса, как священная гора, увенчанная короной монастырских стен и куполов. Вокруг холма змеились овраги, густо поросшие терном и шиповником, тенистые и влажные даже в летний зной.
Анчар трусил по едва заметной тропе, огибающей холм. Стежка петляла в «зеленке». Внезапно пес остановился, настороженно дергая носом, всем видом подавая знак: впереди кто-то есть.
Севергин на всякий случай взял пса за ошейник и двинулся по холму вверх. Преодолев крутой подъем, он очутился на природной террасе. Трое мужчин в черных рясах оглянулись на него и остановились в нерешительности. В сухощавом старце Егор признал настоятеля монастыря отца Нектария. Его спутник, высокий и сановитый, был незнаком Егору. Поодаль переминался с ноги на ногу рыжий коротышка, про таких говорят «поперек себя шире». Он водил крупным носом с широко раздутыми ноздрями, словно ловил ветер. За спиной у него висел маленький, почти детский рюкзак.
– Доброе утро, лейтенант Севергин! – Егор привычно взял под козырек. – Могу чем-нибудь помочь?
– Нет, нет, спаси Бог,– смущенно пробормотал настоятель. – Мы осматриваем окрестности ввиду близящихся торжеств, скопления паломников и...
Настоятель умолк и выжидающе посмотрел в лицо сановитого, но тот, опустив глаза, перебирал четки.
– Ну, извините, если помешал. Анчар, за мной!
И, осыпая кремешки, Егор рассчитанными прыжками двинулся к подножию холма.
На приветливом берегу Забыти раскинулся «исторический» бивуак. Расседланные кони прохлаждались по брюхо в воде, стрельцы, скинув кафтаны и сапоги, жарились на солнце с видом вынужденного безделья. Цветастые фургончики, разбросанные тут и там, напоминали цыганский табор.
– «...И всю природу, как туман, дремота жаркая объемлет, и сам уже Великий Пан в пещере нимф спокойно дремлет...» – вслух читала худосочная барышня, должно быть готовясь к поступлению в студию. Егор пару раз ударил в ладоши.
– Браво... Браво... С нимфой мечтал бы познакомиться, но сейчас мне нужен Великий Пан.
– Так вам, должно быть, к Версинецкому, – догадалась девушка.
Она проводила милиционера к березовой роще, где на поляне вповалку отдыхала съемочная группа.
– Лейтенант Севергин. Искали?
Режиссер Версинецкий, коротконогий и толстенький, похожий на бородатого сатира, колобком скатился с травы и отряхнул джинсы.
– Заждались мы вас, господин милиционер.
– Что случилось?
– ЧП! Пропала исполнительница главной роли. Это ее первая работа в кино, но какие данные! – Версинецкий явно волновался. – У меня даже зашевелилась давняя мечта – пробиться в Канны. Знаете, иногда достаточно одной такой девчонки, чтобы все завертелось и запрыгало вокруг.
Севергин достал блокнот.
– Имя и фамилия?
– Лада Ивлева.
– Так... Когда пропала?
– Прошлой ночью. Двадцать второе июня, число само по себе мистическое, летнее солнцестояние...
– Кто последний видел девушку?
– Из наших – актер Роман Чеглоков, он провожал ее.
– Где он сейчас?
– Уехал в город.
– Куда они ходили?
– Да к «поганцам». Тут рядом язычники лагерем стоят. «Ярило жаркой радуют любовью...» Мы их привлекли к съемкам в качестве массовки. По сюжету у нас несколько сцен языческих игрищ. Ну и... В ту ночь мы тоже, так сказать, взыграли... Комары жрали, как бешеные, колокола звонили, утки летали. Не ночь, а феерия.
– Девушка оставила какие-нибудь вещи, документы?
– Да, все цело.
Режиссер протянул паспорт.
Фотографии в паспорте обычно удручающе примитивны, но пропавшая, похоже, обладала наружностью столь трогательной и влекущей, что сопротивляться ее обаянию даже в этом умеренном формате было делом безнадежным. Севергин коротко вздохнул и выписал в блокнот московские координаты красавицы.
– Ну что ж, пишите заявление, паспорт отвезу в район, будем искать. Если честно, я пока не при делах, еще приказа не было.
– Какое заявление! Какие приказы? Лада пропала! – возмутился режиссер. – А вдруг ее похитил маньяк?!
Севергин пожал плечами:
– Я вас хорошо понимаю и искренне сочувствую, но заявление принимают к исполнению не раньше трех суток с момента исчезновения. И надо заметить, что большинство пропавших благополучно возвращаются через день-другой.
– Что же делать? У меня группа простаивает... Контракты, сроки, убытки... Полгода труда... Может быть, ваша собачка след возьмет? – Версинецкий с надеждой оглянулся на Анчара.
– Попробовать можно. Прошлой ночью, говорите?
Севергин прикинул: начинать серьезные поиски слишком рано, а брать горячий след поздно:
– Анчарка, ты-то что думаешь по этому поводу? Ты ведь у нас гений сыска!
В своей жизни Севергин знал только одно неоспоримое чудо, не подлежащее законам земной логики, – это нюх Анчара. Если хорошо натасканная служебно-розыскная собака берет след через шесть часов, то гениальная через восемь. Для Анчара не было жестких пределов. Севергин догадывался, что его пса ведет не нюх, а то, что у людей зовется ясновиденьем.