На телевидении все было вверх дном, но Димка, для которого это были уже не первые съемки, не обращал на суету никакого внимания. Волновали его совершенно другие вещи. Он грыз ногти и доставал Инну расспросами:
– А что я буду петь? Ихние песни?
– Дима, правильно говорить «их», – раздраженно поправила Инна. – Их, а не ихних. Так вот выведешь тебя в люди, а ты опозоришься на всю страну.
– Ничего я не опозорюсь.
– Еще как опозоришься. Бери пример с Егора. Вот кто интеллектуал. А ты… Книг не читаешь, новостей не смотришь, одни сиськи на уме…
Ждать продюсера пришлось в кафе.
Сначала они долго сидели в приемной, но у главного шло совещание. Сновавшие туда-сюда люди с кучей папок в руках косились недобро и вопросительно дергали бровями, беззвучно спрашивая у секретарши: мол, кто такие и почему торчат тут?!.
Секретарша картинно закатывала глаза, всем своим видом показывая: ничего особенного, даже волноваться не стоит.
Вот сидел бы тут на диванчике Алмазов, тогда был бы повод для паники, а так… Ну, сидят какие-то.
Вроде бы он певец, а она его продюсер.
Или наоборот, кто их знает.
Узнавать ни Димку, ни Инну никто не спешил.
На телевидении все давно привыкли к звездам, ниц не падали и за автографами в очередь не выстраивались.
Неофитов это раздражало. Димка со скуки принялся ковырять обивку дивана, выдергивая из нее нитки, но, натолкнувшись на яростный взгляд секретарши, смутился и покраснел.
– Пойдем вниз, – тихо сказал он. – Чаю попьем. Неизвестно, сколько еще эта бодяга продлится.
Инна с сомнением поглядела на секретаршу, но та не обратила на посетителей никакого внимания и даже не подумала предложить кофе. Вместо этого она ожесточенно барабанила по клавишам, словно вымещая злобу на Димку.
– Мы спустимся в кафе, – решительно сказала Инна, поднимаясь с места. – Когда Марат Игоревич освободится, перезвоните нам.
Инна сунула секретарше под нос визитку.
Та подняла глаза и изобразила слабое подобие улыбки.
– Конечно-конечно, – сказала девица. – Я вам сразу позвоню.
Голос показался Инне лживым, но спорить она не стала.
В конце концов, никуда продюсер не денется, даже если после совещания улизнет с работы. Вечером они намеревались встретиться в клубе, обсудить дальнейшее сотрудничество. Подумав, в какую копеечку влетит участие Димки в новогодних программах, Инна поморщилась.
– Ты чего? – подозрительно спросил Димка.
– А?
– Чего скукожилась вся? Зуб болит?
– Ничего у меня не болит, – отрезала она. – Где тут кафе, ты знаешь?
– Знаю, конечно, – обиделся Димка и пошел к лифтам.
Пока спускались вниз, Димка дулся и молчал, но надолго его не хватило.
В кафе он засыпал ее вопросами о шоу: в каком качестве ему придется там участвовать?
Инна отвечала скупо, поскольку деталей не знала, но показать этого подопечному не хотела.
Наконец Димке надоело болтать, и он, получив свой чай и пирожное, притих, уткнувшись носом в чашку.
Чтобы вернуть хорошее расположение духа, он подумал о Рокси. Проведенная вместе ночь настроила его на благодушный лад. Честно говоря, он уже и не думал, что между ними что-то снова случится. В свой последний визит Рокси забрала из его квартиры кое-какие безделушки, а когда он попытался ее остановить, отпихнула его, как щенка, и обозвала размазней. На звонки больше не отвечала, сама не звонила, а на совместных концертах пролетала мимо, как торпеда, важная и опасная. Инна, кажется, подозревала, что между ними что-то есть, потому как косилась на Рокси с большим подозрением, но вслух свои мысли предпочитала не озвучивать.
А потом Рокси позвонила как ни в чем не бывало.
– Мой лысик сегодня в отъезде, – спокойно сказала она. – А мы, как я поняла, вместе выступаем в «Пурге». Оттянемся после?
– Ты же вроде ушла навсегда? – насмешливо сказал Димка, чувствуя в животе приятную жаркую истому.
– Ну, знаешь ли, я хозяйка своего слова, – невозмутимо ответила Рокси. – Слово дала, слово обратно взяла. Так что? Не возражаешь?
Естественно, он не возражал!
Ему всегда нравился ее гренадерский напор и нагловатая бесцеремонность.
Ночь прошла восхитительно, а утро началось еще лучше, потому что позвонила Инна.