Звезда второго плана

На третий день Марина попала в пробку на том же месте, где и в прошлый раз. И даже таксист вроде был тем же.

Но на этот раз она не пошла пешком. Переживая некое дежавю, Марина упорно сидела в машине, хотя идти было всего ничего. Мужчина со странным разрезом зеленых глаз, вооруженный ножом, мерещился на каждом углу.

– Это надолго, – буркнул таксист.

– Да, – кратко согласилась Марина, но из машины не вышла.

Сообразив, что от пассажирки не избавиться, водитель перестал смотреть в ее сторону и терпеливо ждал, пока застопорившийся поток машин сдвинется с места.

У подъезда Марина бдительно огляделась по сторонам, прежде чем отдать деньги и выползти наружу. Не заметив ничего подозрительного, она неуклюже вышла, тут же угодив в лужу итальянским сапогом.

На Москву упала влажная оттепель, моментально превратившая снег в грязную кашу. Подмерзающие по ночам лужи сделали двор похожим на каток с редкими полыньями, отливающими свинцом.

В одну такую Марина и угодила.

Хваленая обувь от модного дизайнера мгновенно промокла. Марина зло чертыхнулась. Ничего эти итальянцы не понимают ни в русской зиме, ни в московских лужах! Ну куда это годится, сделала два шага, а ноги мокрые… И где прикажете в такой обуви ходить? По ковровым дорожкам?

Дверь открылась с противным писком.

Марина вошла внутрь, с сомнением поглядела на лифт и пустую будку консьержа. За что только им деньги платят?! Положено сидеть на месте, так сиди…

Консьержа нет уже сто лет, а на плате это никак не отразилось.

А еще элитный дом…

Поехать на лифте?

После нападения она всегда бежала по лестнице пешком, убедив себя, что это полезно для фигуры, а на лифте поднималась только в компании. Мысль оказаться в замкнутом пространстве одной ее пугала. Но сегодня она замерзла, проголодалась и вдобавок промочила ноги. Марина решительно двинулась к лифту и, едва кабинка открыла перед ней двери, юркнула внутрь, поспешно надавив на кнопку.

Никто не бросился навстречу, не сунул ногу в закрывающуюся щель.

Лифт плавно качнулся и полетел вверх, оставив в желудке легкую волну невесомости. Когда кабинка остановилась на нужном этаже, Марина двинулась к дверям, вытаскивая ключи на ходу.

Пролетом выше что-то завозилось и вздохнуло, сделав пару осторожных шагов.

– Мариш?

Марина взвизгнула и уронила ключи. Подняв голову в совершеннейшей панике, она увидела Ленку, спускавшуюся вниз с виноватым лицом.

– Напугала? Прости.

– Ты… как вошла? – пролепетала Марина.

Ленка махнула рукой с полным безразличием. Вид у нее был убитый.

– Да с теткой какой-то. Ты одна? Или твой гусар дома?

– Уехал он на съемки, – медленно ответила Марина, гадая, знает ли Ленка, кто ее заложил. – Проходи.

Ленка вошла, мгновенно наследив на светлом кафеле.

Разувшись, она протопала в гостиную, рухнула на диван и только там, размотав шарфик, сняла короткий полушубок. Марина заперла двери, стащила мокрые сапоги и тут же наступила в грязные следы, оставленные Ленкой. Раздраженно зашипев, она швырнула шубу на тумбочку и стала стаскивать мокрые колготки.

– Чего ты там застряла? – равнодушно спросила Ленка.

– Сейчас… Иди, чайник поставь, что ли.

– Не хочу я чаю.

– А чего ты хочешь?

– Водки хочу. Есть?

Судя по всему, Антон проявил убийственную осведомленность.

Иначе объяснить Ленкино настроение было невозможно.

Да и не прикатила бы она через всю Москву к Марине в ином случае! Залевский ее недолюбливал и в гости особенно не звал…

Марина вытерла шваброй грязь и пошла на кухню, зажигая по пути свет. Ей нравилось, когда вокруг все горело и светилось. В заваленном снедью холодильнике закусок было хоть отбавляй, а приятно запотевшая бутылка водки лежала в самом низу.

– Может, мартини? – крикнула Марина в сторону гостиной. – Или вина?

Ленка притащилась в кухню, оперлась на косяк и вздохнула:

– Какое там мартини! Водки, и только водки.

Марина быстро сервировала стол, как ей показалось, очень красиво и достойно. Ленка на красоту внимания не обратила, схватила рюмку и, не дожидаясь Марину, выпила, жмурясь, как слепой котенок.

– Ах ты, хорошо, – выдохнула она и замахала ладонью в рот, как веером.

– Закуси, – посоветовала Марина и сунула ей колбасу. – Что случилось-то?

Усевшись за стол, Ленка зажевала водку колбасой, а потом стала хватать с тарелок все подряд: помидор, сыр, буженину, отправляя еду в рот.

И только через пару минут, откинувшись на спинку стула, она мрачно произнесла:

– Бросил он меня.

– Что? – лживо удивилась Марина. – Кто? Антон?

– Ну да, Антон, гандон штопаный, урод, ушлепок, задрыпанка…

– Как же так? У вас ведь вроде все хорошо было…

– Вот именно – было, – мрачно сказала Ленка и потянулась к бутылке. – Узнал он…

– О чем? – быстро спросила Марина.

– А, не важно. Выставил за дверь, паскуда, даже вещи не дал собрать. Сам собрал и на лестницу выставил, пока я, как дура последняя… Давай выпьем?

Марина выпила полрюмки и, сморщившись, закусила зеленью.

Ленка опрокинула очередную рюмку и снова потянулась за бутылкой.

– И, главное, ни с того ни с сего, – запричитала она. – Приезжаю – квартира вся разворочена! Он мне с размаху оплеуху и орет, чтобы выметалась к чертовой бабушке. А я понять ничего не могу…

Она всхлипнула.

Марина протянула ей коробочку с салфетками, и Ленка, бросив на подругу благодарный взгляд, шумно высморкалась.

– Не переживай, – неуверенно сказала Марина. – Все мужики – козлы.

– Ясен пень! Но мне от этого не легче! Куда я теперь денусь? Опять к тетке? Она меня сожрет вместе с тапками…

Ленка вытянула из тарелки с зеленью веточку петрушки и стала уныло жевать. Марина мялась, не зная, что бы такого сказать ободряющего, поскольку пресловутый червячок сомнения издевательски покатывался от смеха, извиваясь кольцами.

Наверное, все-таки следовало молчать в тряпочку…

– Поговори со мной, а? – жалобно попросила Ленка.

Марина вздрогнула:

– О чем?

– О чем хочешь. Расскажи про свои успехи. Как там у тебя дела с альбомом или что ты делаешь такого…

Схватившись за спасительную соломинку, обрадованная Марина выложила последние новости, вскользь упомянула о сексе с Ашотом, тщательно вымарав из рассказа свое омерзение и унижение, сообщила, как продвигаются дела с записью треков.

Ленка слушала, кивала, как-то оживая: не то от услышанного, не то от водки. Под конец беседы, забыв о трагедии, Марина даже спела отрывок из новой песни.

Ленка кивала болванчиком, опиралась на локоток, таская орешки кешью из вазочки. За беседой они не сразу услышали, что дверь открылась, а в комнату вошел Алексей.

– А что это у нас тут за «Песня года»? – ухмыльнулся он.

– Ой, Лешенька, – спохватилась Марина. – А мы тут… сидим.

– Да вижу я, что сидите, – фыркнул он весело, шагнул к столу и, взяв рюмку, выпил. – Привет, Ленок. Как дела на работе? Порнографическая индустрия процветает?

– Откуда вы… – прохрипела Ленка, вытаращив глаза, а потом, увидев вильнувший взгляд Марины, все поняла:

– Это ты рассказала Антону, да? Откуда ты узнала? Я же никогда… ничего…

– Да вон, диски в любом ларьке продаются, – усмехнулся Залевский и сел за стол.

Ленка медленно поднималась, глядя на Марину безумными, немигающими глазами.

– Лен, я сейчас тебе все объясню…

– Ах ты, сука, – прошипела Ленка. – Подстилка! Дрянь! Еще подругой называлась!

Опрокинутый стул загромыхал по кафелю.

Залевский строго посмотрел на Ленку и лениво сказал:

– Пошла вон отсюда, шалава.

– Это я – шалава? – взвизгнула Ленка. – Ты на свою Мариночку ненаглядную посмотри! На честную и святую, которая хачикам за контракт отсасывает! Чего ты глаза вытаращила? Думаешь, я теперь молчать буду?

– Леша, выгони ее, – всхлипнула Марина. – Что она несет такое? Приперлась тут, истерики закатывает…

Залевский схватил упирающуюся Ленку за грудки и вытолкал в прихожую.

Она визжала и упиралась, выкрикивая в адрес Марины непристойную брань.

Та сидела на кухне, зажав уши. Залевский отпер дверь и вытолкал Ленку наружу. Следом полетел полушубок, потом сапоги.

Дверь захлопнулась.

– Шарф отдайте, суки! – плакала Ленка.

Дверь не отпиралась.

Она колотила в нее еще несколько минут, а потом пошла вниз по ступенькам, размазывая слезы и косметику. От обиды и борьбы ей стало жарко. Не застегивая полушубок, она добрела до первого этажа и вышла на улицу.

– Эй! – послышалось сверху. Ленка задрала голову. С балкона шлепнулась ее сумка, перевязанная шарфом, угодив прямо в лужу.

– Уроды, – пробурчала Ленка, подняла сумку, развязала мокрый шарф и сунула его в карман.

Ее колотило от ярости.

Во дворе было темно. Фонари еще не зажгли, хотя приземистые тучи стерли все закатные краски. Под ногами хрустел лед. Ленка шла, не разбирая дороги, пошатываясь и спотыкаясь, не очень-то обращая внимания на происходящее вокруг. Двор-колодец был пуст, и только за железными воротами маячила какая-то скособоченная фигура. Ленка вышла за ворота, вдохнула и решительно направилась к узкой арке, в конце которой виднелась шумная, переливающаяся огнями улица.

Кто-то дернул ее за воротник.

Не успев опомниться, она оказалась прижатой к стене. Прямо перед ней возникло безумное лицо с восточными глазами странного бутылочного цвета.

– Ма-аленькая, ма-аленькая, – промяукал вкрадчивый голос, а холодный металл погладил ее по щеке.

Ленка на миг оторопела, а потом с силой оттолкнула от себя незнакомца.

– Помогите-е-е! – закричала она. – Помоги…

Ее ужалило в живот раскаленной иглой.

И еще.

И еще…

Воздух в легких вдруг кончился, словно его там и не было никогда, а в глазах закрутилась красная пелена, затопив их до самого верха.

Обмякнув, она медленно сползла по стене в грязный, утоптанный сотнями ног снег и, поскуливая, забила ногами, зажимая багровый ручей, стекающий по рукам вниз…