Звезда запада

По той причине, что городьба поселения входила в воду, покрытую ныне льдом, шагов на сорок от правого и левого берегов фьорда, два отряда датчан пробрались вдоль частокола к проёму, в который обычно входили дракары Торина, и, видя, что широкое неогороженное пространство охраняют не больше трёх десятков вадхеймских дружинников, ломанулись очертя голову прямо на их копья, надеясь задавить числом. Умница Нармунд не зря заслужил доверие своего конунга: приказав своим отступить по льду и впустить датчан внутрь ограждения, он выждал, когда десятки воинов датских под знаменем с изображением поднявшегося на дыбы льва выйдут на лёд, преследуя «бегущих» хёрдманов Торина, а затем пустил в дело две маленькие рати, незаметно державшиеся у самого прохода, ведущего в гавань. Оба вадхеймских отряда, ударив вдоль городьбы, соединились в единый кулак, закрывший собой свободное от частокола пространство, а с берегов фьорда по датскому строю хлестнул дождь самострельных и лучных стрел. Пришлецы оказались в клещах — прорваться обратно за ограду они уже не могли, ибо вадхеймцы, выстроив хёрд, неодолимой стеной встали на пути к отступлению, но и вперёд двигаться тоже стало невозможно. А после того как Нармунд и его сыновья во главе отборного отряда воинов, прикрываемых со всех сторон рядами лучников, ударили по уже смешавшемуся из-за непрерывного обстрела строю датчан, стало ясно, что все захватчики, решившиеся с налёту взять посёлок столь малыми силами, обречены. С лязгом столкнулись круглые щиты, даны медленно отступали, огрызаясь короткими выпадами, но в этот момент хёрд, закрывший собой выход из посёлка, тоже двинулся на них. Вскипела короткая, но кровопролитная схватка, звон мечей с новой силой наполнил холодный утренний воздух. Датчанам пришлось драться в полном окружении, и, поняв, что гибель теперь неизбежна, отбивались они отчаянно, с яростью бьёрсерков…

Маленькая и быстрая победа пусть и не принесла особого перевеса в силах, но всё-таки это была победа!

Вадхейм гудел как пчелиный улей. Отец Целестин, в панике бегавший по посёлку, мог наблюдать, как любая женщина, старик или подросток с суровыми лицами шли к ограде. Почитай у каждого на боку висел меч, женщины да девицы в руках держали небольшие самострелы. Отдавали быстрые, чёткие приказы бывалые воины — никакого беспорядка не наблюдалось, была лишь яростная решимость отстоять родной посёлок да уверенность, что если и не быть победе, то смерть в бою — достойный удел. А бой предстоял страшный. По подсчетам Торина, под стенами Вадхейма стояло свыше семидесяти десятков данов, и для каждого война была хлебом и жизнью. Судя по всему, намерения у их вождей были самые серьёзные… И это против двухсот дружинников Торина, если не считать женщин и стариков.

Конунг прекрасно понимал, что отбиться почти невозможно. Стены у посёлка не крепостные — деревянные колья, вбитые в землю; ворота не железные, а против этакой силищи без помощи Одина не выстоять. Будем драться до конца, до последнего человека. Только вот что нужно пришлецам датским? Зачем они явились в Вадхейм? Пока ни послов, ни условий — ничего. Просто встали лагерем у ограды, ибо одолеть с наскоку и овладеть посёлком сразу не вышло, да и долгой осады у них не получится — ранняя весна, припасов много с собой небось не взяли. Значит, будут штурмовать. И произойдёт это очень скоро.

Часа через четыре после полудня из датского лагеря на маленькой гнедой лошади выехал человек в красивой посеребрённой кольчуге и со знаменем с изображением льва. Подъехав вплотную к воротам, он несколько раз протрубил в рожок, висевший на груди, и прокричал:

— Бьёрн Скёльдунг вызывает на переговоры Торина из Вадхейма! Я пришёл говорить, не стреляйте! — На всадника со стен были нацелены десятки луков и самострелов.

Торин поднялся на стену. Русые с сединой волосы вьются по ветру, лицо каменное, клёпки на кожаной куртке сверкают на весеннем солнце, на боку короткий и широкий меч, — вождь-воитель. Видгнир, с горящими глазами, позади, рука эфес меча сжимает, Нармунд рядом, всегда готов своею грудью конунга от стрелы врага прикрыть. Отец Целестин тут же. Боязно монаху, но всё-таки положение обязывает, да и чего бояться пока одинокого всадника?

— Ну я Торин! — звучно пробасил конунг. — Чего тебе нужно, Бьёрн?

Датчанин смерил конунга пристальным и, как показалось, чуть насмешливым взглядом, явно осознавая своё превосходство, и провозгласил: