Звезда запада

Конец дня отец Целестин посвятил молитвам и покаянию, прощаясь с мирным течением жизни последних лет. Как монах ни убеждал себя, что всего дороже для него покой телесный и душевный, но какой-то частью сознания он ощущал зов той половины самого себя, что находила отдых не в спокойном, размеренном бытии и не в доброй еде или крепком вине. Эта часть души сейчас, как и многие годы доныне, гнала пятидесятилетнего монаха навстречу новым странствиям, к невиданным и неведомым землям да народам; гнала, наконец, к несколько жутковатой, но в то же время притягательной загадке истории беспокойного северного народа.

Да, сейчас воспоминания о приключениях молодости, чудесах восточных и южных стран, подёрнулись белой дымкой забвения, но зловредный червячок, грызший отца Целестина последние восемь лет, снова заворочался с неслыханной силой. Ни разу за прошедшие годы монах не признавался себе, что его бродячая натура не изжилась, и, как он ни убеждал себя в том, что эра странствий ушла в прошлое, всякий раз, когда дракары скрывались в синеве океана, щемило у отца Целестина сердце и появлялось непреодолимое желание вновь почувствовать под ногами не твёрдую и надёжную землю, а шаткую палубу ладьи. Впрочем, желание это всегда безжалостно подавлялось… И вот завтра начнётся, видимо, самое главное приключение в его жизни.

Вроде бы вполне обычный и понятный мир на деле оказался далеко не столь простым, и эпоха, в которую, как казалось, нет места чудесам, вместила в себя силы и существа, что не имели понятия о событиях восьмивековой давности в Иерусалиме, не слышали о падении Рима, Аттиле, Римских Папах, Меровингах и Карле Великом, но ведали о том, что происходило на земле десятки веков назад; в новой эпохе нашлось место и лесным духам, и древнему богу, и легендам, которые не сохранили никакие известные отцу Целестину народы…

За четверть века он повидал очень много странного и удивительного. Чудеса Востока, Индии и Африки до сих пор будоражили память и не поддавались никакому объяснению. Чего только стоил мёртвый город в джунглях Индии, на который набрёл как-то караван? Это когда ж было-то? Э-э-э… Ну да, семнадцать лет назад, в 834 году. Вечером город был — дворцы, статуи и всё прочее, — утром проснулись, а он как в воду канул. Куда, спрашивается, делся? Но в какое сравнение идёт подобная чепуха с тем, что творится не где-нибудь, а почти в центре христианской Европы?! Рассказать кому — высмеют как лжеца и сказочника.

Отец Целестин повздыхал, поднялся с колен и, последний раз прочитав коротенькую молитву, осенил себя крестом, неодобрительно посмотрев на распятие. Вот, спрашивается, что сейчас все святые делают, вместо того чтобы помочь? Нет чтобы знамение какое послать! Так нет же, изволь, отец Целестин, сам в этой каше разбираться, истины доискиваться. А ведь достаточно одного Твоего слова, как снизойдёт ангел небесный и всё-всё растолкует…

Решительно отогнав неблагочинные мысли, монах развязал дорожный мешок — проверить, всё ли взято и не упущено ли что важное. Рубаха, плащ меховой, кинжал в ножнах, огниво с трутом, Евангелие опять же. Да, вот чернильницу с перьями положить надобно и пергаменту чистого, благо в каком-то монастыре бургундском Ториновы сорвиголовы награбили его преизрядно да сюда привезли. В соответствии с заказом. Соль в мешочке, верёвки моток (пригодится, мало ли что), две рясы запасные, холщовые, луковым отваром крашенные. Вот и всё, кажется. К чему излишне нагружаться?

Да, кстати, а где же Сигню? Тьфу, прости Господи, Мария то есть? Уж сколько дней как не приходит, да и вообще со времени тинга не видать её. За всей суматохой позабыл зайти к Сигурни да выведать, что с девчонкой. Упаси Бог, не заболела ли? Завтра с утра Видгнира послать придётся.

Ну а теперь покушать и спать.

Запалив очаг, отец Целестин подогрел мясо, ещё с утра поджаренное, полил жаркое красным вином для вкуса, нашёл кусок зачерствевшего хлеба, плеснул в кубок подкисшего, но ещё вполне приличного пива и, сунув в поставец лучинку, забрался на ложе. Ну вот что может быть лучше, чем потрапезничать, полулежа на медвежьей шкуре да почитывая на ночь что-нибудь душеспасительное? Неужто холодные и сырые ночи на прыгающем вверх-вниз по волнам корабле?

А что, вполне, может, и так.

Спустя час хибара отца Целестина огласилась громоподобным храпом хозяина. Снились ему на этот раз кошмары.

В самую глухую полночь дверь домика приоткрылась, и внутрь прошмыгнула смутная тень. Тёмная фигура вначале замерла у входа, потом уверенно стащила с кресла на пол меховое покрывало, расстелила вдоль ложа отца Целестина и улеглась. Вскоре к богатырским раскатам, извергаемым глоткой монаха, присоединилось лёгкое посапывание. Луна к тому времени совсем скрылась за горизонтом.