Звезда запада

— Ну так быстрее туда! — рявкнул монах. — Чем раньше он будет на берегу, тем скорее встанет на ноги.

Его послушались. Невероятно, но этот толстый человек негласно получил право приказывать даже дружине Торина, хотя его там никто толком и знать не знал. Были отдельные смешки и возмущённые возгласы, но они быстро смолкли. Тело конунга перенесли на его корабль, под навес, и вверили рукам отца Целестина. А к монаху подошёл ярл Эльгар:

— Слушай, толстяк, этот конунг — мой дальний родич. Мы дали клятву верности в жизни и смерти. Спаси его. — Норманн пытался говорить мягко и вежливо (по его понятиям). Отец Целестин только поджал губы.

— Мне безразлично, кто он тебе. Я обязан помогать всем. Я помог бы даже умирающему дану или мавру.

— Ты меня недослушал, толстяк…

— Называй меня «отец Целестин», сколько можно повторять!

— Так вот, слушай. — Норманн сдвинул брови. — Я иду к себе на север, в Тронхейм-фьорд. Ты же пойдёшь с дружиной Торина в его поселение. В Вадхейм. Спасёшь их конунга — и можешь быть свободен. Я отпускаю тебя. Умрёт — они убьют тебя… отец Целестин. Прощай. — Ярл повернулся и спрыгнул с палубы на свой корабль.

— Эй, эй, Эльгар! — завопил вдруг монах. — Прикажи своим жеребцам принести сюда мои краски!

Через четыре вместо обещанных двух дней пять дракаров дружины Торина из Вадхейма ударились форштевнями в прибрежный песок рядом со своим посёлком. Эльгар же повёл тронхеймские ладьи с добычей и изрядно поредевшим экипажем дальше на север.

Так отец Целестин оказался в Вадхейме, где прожил уже восемь лет.

И вот сейчас, в рождественскую ночь, монах сидел один в собственном (неслыханная роскошь!) домике, ограждённый толстыми бревенчатыми стенами от злой вьюги, пил великолепное красное вино (это у него называлось «разговением»), жевал зайчатину и размышлял о тщете и бренности всего сущего.

Ему пятьдесят четыре года, жизнь, считай, прожита, а что он сумел сделать? В монастыре его научили одной истине, которую он всосал с молоком матери или, если можно так выразиться, с молоком козы, коим его выкармливал отец настоятель. Истина гласила: жить надо так, чтобы потом не надо было каяться перед Господом за бесцельно прожитые годы. И что же? Несколько десятков спасённых душ бывших идолопоклонников, ещё больше тех, кому пришлось врачевать не душу, а тело. Множество виденных стран и народов и, наконец, видимо, последнее пристанище в его жизни. Поселение Вадхейм на юго-западе Норвегии и семь сотен заблудших, которые никак не хотят уверовать в Истинного Бога, невзирая на почти девять лет проповедей, произносимых им почти ежедневно. Тоже мне, духовный пастырь. Твои овечки верят в сонмище идолов, возглавляемое каким-то Одином; твои слова вежливо выслушивают, кивают головой, ну а потом идут в капище, где стоят сии богомерзкие изваяния, и просят истуканов о том, о чём можно было попросить и Иисуса, причём с большим успехом. Мало того — отец Целестин ещё в первый год закатил грандиозный скандал на весь Вадхейм, прознав о том, что в капище имеют место и человеческие жертвоприношения. Призывая в свидетели и заступники, как обычно, всех святых, а также Святую Троицу и Деву Марию, отец Целестин сумел доказать необразованным норманнам, что сии деяния суть мерзость и что принести в жертву кролика, волка или курицу гораздо лучше, чем какого-нибудь раба, каковой может ещё послужить поселению. Собственно, это была единственная его победа на данном поприще, а десятки кроликов и прочих безвинных зверюшек были зарезаны тутошним жрецом (противный, кстати, тип) в честь этих Одинов, Торов, Фрейров и прочей пакости. Тьфу, грешники, прости Господи!

Кстати, об «овечках». Ну, женщины здешние ещё ничего, хотя тоже… гм… все эти свободные языческие нравы до добра не доводят, а уж брак без венчания! Но это о нравах, а что до нравственности — холёные римлянки да гречанки просто вместилище порока по сравнению с этими гордыми дочерьми Севера, кои в случае чего и защитить себя сумеют. Вон три года назад: все мужчины в походе, так вызнали разбойники фризы, что в поселении одни бабы, дети да старики. Как-никак, расписные паруса Торина известны всей Балтике да Северному морю, и ушла вся его дружина числом в пять дракаров и двести и ещё тридцать мечей на юг. Вот фризы и сунулись в Вадхейм-фьорд. Двумя кораблями крепость взять хотели. Да, впрочем, какая это крепость… Видимость одна — брёвна в виде частокола, да ничего больше. Ох и показали же мы этим фризам, благо в каждой семье по самострелу, да и не по одному. Луки опять же. Словом, отбились с честью, из своих только шестерых потеряв. Вот тебе и слабый пол. Эх, жаль, что я монах…