У меня там вроде какое-то дело было, надо было к кому-то сходить, с кем-то познакомиться…
Ах да. Профком. Вячеслав, Климов сын.
Я не стал заходить в редакцию, сразу направился к двери с табличкой «Профком».
Постучал вежливо. Дождался глухого «Войдите!» из-за двери. Вошел.
Кабинет выглядел как директорский на минималках. Стол буквой «Т», вся заднюю стену занимает шкаф с отвисшими полированными дверцами. На верхней полке шкафа — несколько запыленных спортивных кубков. На стене — здоровенный портрет Леонида Ильича. Плакат с Владимиром Ильичом, указывающим путь. Большое окно занавешено линялыми желтыми шторами. На потолке гудят, иногда потрескивая, лампы дневного света.
Хозяин кабинета сидел во главе стола. Лицо его было длинным и унылым. Казалось, что на него действует какая-то отдельная сила тяжести, которая тянет вниз все — щеки, нос, подбородок, нижние веки. Его лицо было похоже на заскучавший одинокий баклажан. Или кабачок. В общем, что-то в нем было такое, овощное.
Зато девушка, в отличие от него, была просто образцовой. Такая вся бойкая и упругая, как мячик. Глаза сияют, рукава рубашки закатаны до локтя, как будто она готова приняться за любую работу. Волосы уложены «рожками». Пилотки только не хватает, прямо напрашивается на такую голову.
— Вы что-то хотели? — звонким голосом спросила девушка, уставившись на меня сияющими круглыми глазами.
— Представиться хотел, — сказал я, останавливаясь с торца стола. Чтобы им обоим было хорошо меня видно. — Я Иван Мельников, новый журналист.
— Ах да! — лицо девушки засияло еще сильнее. — Меня зовут Галя, я комсорг завода. Скажите, а вы в художественной самодеятельности не участвуете?
— Пока не решил, а что? — я с любопытством склонил голову.
— Мы готовим программу для новогоднего «Голубого огонька» во дворце культуры, и нам не хватает мужских номеров. Может быть, вы народными танцами занимались? Или играете на чем-нибудь?
— Галенька, вы даже не представляете, на какое преступление меня только что чуть не толкнули! — сказал я и покачал головой.
— Что вы такое говорите?! — глаза комсорга стали еще более круглыми.
— Я был почти готов наврать вам, что играю на балалайке, лишь бы вы обрадовались! — я широко улыбнулся. — Но боюсь вас разочаровать. Не танцую. Не играю. Может, я могу быть чем-то еще вам полезен?
— Вы на машинке печатать умеете? — вдруг зашевелились губы сидящего за столом баклажана.
— Разумеется, я же журналист! — с энтузиазмом сказал я.
— Вячеслав Климович, я все напечатаю, мы же договорились! — с еще большим энтузиазмом заявила Галя.
— Слушайте, у меня есть деликатное дело, — заговорческим тоном сказал я. — Почти всю учебу я был не самым прилежным студентом. Получив диплом, пообещал себе стать более организованным и собранным.
Бакалажан слушал, глядя на меня унылым взглядом.
— Похвальное желание, — сказал он.
— Только вот теперь я не знаю, что мне делать, — я развел руками. — Антонина Иосифовна сказала зайти в профком, я зашел. Но у меня ведь здесь должны быть какие-то дела? Надо как-то регистрироваться по месту прибытия или что…
— Подойдете с профсоюзным билетом к секретарю, — уныло сказал Вячеслав Климович. — Она вон там сидит, за столом.
Я оглянулся в ту сторону, куда он показывал. Там был закуток, из которого выглядывала пышная шапка химических кучеряшек.
— А если я, например, хочу занять активную жизненную позицию и участвовать по мере сил и возможностей в жизни завода, мне что нужно делать? — спросил я. — Надо заполнять какой-нибудь заявление или что?
— Вы хотите получить общественную нагрузку? — глаза Гали, на время чуть потухшие, снова засветились. — Это же замечательно, такие люди нам нужны!
— Вы заказ новогодний выкупать будете? — снова скучным тоном спросил Вячеслав Климович.
— Что, простите? — не понял я.
— В этом году небогато, конечно… — он порылся на столе и взял какую-то бумажку. Начал читать. — Финский сервелат — один батон, шпроты — две банки, зеленый горошек — две банки, советское шампанское — две бутылки, конфеты «Птичье молоко» — одна коробка…
— А, понял! — обрадованно воскликнул я. — И сколько стоит эта радость?
— Тридцать два рубля, двадцать две копейки, — озвучил баклажаноголовый председатель и отложил бумажку.
— А после получки можно? — спросил я, прикинув, сколько у меня осталось еще денег. Нет, никак бы не хватило на это роскошество.
— До пятого нужно выкупить, — сказал он.
— Тогда конечно же буду! Никому не отдавайте! — сказал я.
— Подойдите ко мне с билетом, я вас запишу! — раздался пронзительный голос секретарши.
— Ох… А я без документов сегодня… — я растерянно похлопал себя по карманам.
— Тогда завтра приносите, — ну и голос у этой дамочки, прямо по ушам режет! Аж глаз задергался.
— И в ленинскую комнату приходите! — с энтузиазмом сказала Галя. — В четверг в два часа дня у нас заседание комсомольского актива. А вы же сами сказали, что хотите вести активную жизнь.
— Обязательно приду! — заявил я. — А сейчас мне пора бежать, так что откланиваюсь!