Он бережно поднял расколовшуюся на две части коробку с пола. Да, точно, театральный грим. У него пальцы даже до сих пор измазаны. Указательный в красном, а на среднем — светло-голубой. Устраивал старушке посмертный макияж что ли?
— А зачем грим? — спросил я.
— Что значит, зачем? — мой собеседник выпучил глаза. — Чтобы вид был приличный. Похожий на себя при жизни. Или даже лучше. Они, знаешь ли, всякими к нам приезжают. И с перекошенными рожами, рот раззявлен, глаза открыты. Трупные пятна, опять же. А им скоро на выход. Думаешь, им было бы приятно лежать перед всеми таким некрасивым? Вот я и занимаюсь… Коробку вот из-за тебя разбил. Может, заклеить как-нибудь можно? Знаешь, как удобно с этим гримом? Где новую-то взять?
— Да заказать на озоне, делов-то, — сказал я. Парень похлопал глазами, на лице его отразилось полное и абсолютное непонимание. Но он тут же овладел собой, рассмеялся, махнул рукой жестом: «Ну да, точно, как я сразу не догадался!»
— Кстати, а как тебя зовут? — спросил он. — Тебя без документов привезли, так что ты пока только под номером проходишь. Но не назвать же тебя семьсот тридцать четвертым.
— Жан, — ответил я.
— Серьезно? Жан? Прямо так в паспорте и записано? — и такой неподдельный восторг в голосе.
— Ну да, Жан Михайлович Колокольников, — я утвердительно кивнул.
— Шутник был твой папаня, — криво усмехнулся он. — Мне бы такого… А я Веник. Ну, в смысле, Вениамин.
— Очень приятно, — я вежливо кивнул, но руку протягивать не стал. Во-первых, его пальцы до сих пор были в гриме. А во вторых — он трогал труп без перчаток! Чтобы не обдумывать эту мысль долго, я спросил. — Вторая городская — это же рядом с Площадью Труда.
— Не, — он помотал не очень чистыми патлами. Разве им не полагается носить головные уборы? С другой стороны, курить им тоже должно быть запрещено… Нда. Привозят, значит, бабушку в гробу хоронить, а от нее табачищем и алкоголем разит. Будто она перед похоронами решила оторваться по полной. — Это на Куйбышева, за Дунькиной рощей. Рядом с площадью Труда — третья.
— Понятно, — кивнул я. Кажется, с тем же выражением лица, что и этот парень минуту назад. Когда ничего не понял, но не хочется это показывать. Куйбышева? Дунькина роща? Это где вообще? В пригороде? Или вообще не в Новокиневске?
— Слушай, а как ты вообще выжил? — вдруг спохватился Веник. — Ты же с восьмого этажа упал!
— С какого еще этажа? — я потер лоб. — Я же на шинном заводе разбился!
— Да нет! Воха и Юрилой тебя с Новых Черемушек привезли, завод вообще в другой стороне! — Веник схватил грязноватое вафельное полотенце и принялся оттирать пальцы от грима. — Я тебя зарегистрировал, но мне сказали поставить как есть в холодильник, утром милиция с экспертом придет… Расследование, и все такое. А я почему не довез? — на его лице отразилась мучительная работа мысли. Потом глаза засветились пониманием. — А! Я понял! Потом телефон в регистратуре зазвонил, я побежал брать трубку, а потом забыл. Уф… Но на самом деле хорошо, что так получилось! Ты вообще… это… как себя чувствуешь? Ты же закоченевший был уже!
— Нормально, — я снова помахал руками, покрутил головой. Потоптался на месте. Подпрыгнул. — Даже, можно сказать, хорошо.
Я прошелся из стороны в сторону, стараясь не смотреть на бабульку на гранитной плите стола. Было как-то… неуютно что ли. На похоронах мне случалось бывать, а вот чтобы трупы так просто рядом лежали, а мы весело болтали о своих делах — как-то не было. Новый опыт.
— Я вроде недавно читал новость про ожившего покойника где-то в Нижнем Новгороде что ли, — задумчиво сказал я. И снова Веник странно захлопал глазами, словно хотел о чем-то спросить, но не стал. — А ты давно уже работаешь здесь?
— Восемь лет, — с гордостью заявил он, выпрямив спину. — Но пока ни разу не оживали. Ты первый. Поэтому я и говорю, что никто мне не поверит…
— Ты же не собираешься меня по этому поводу… того? — я многозначительно чиркнул по горлу большим пальцем.
— Да ты чего? — дернулся Веник. — Ой, слушай, ты же, наверное, сам офигел… Закуришь?
Он схватил квадратную пачку «Беломора», которая лежала на столе рядом с трупом бабульки, и протянул мне.
— Да я бы лучше домой поехал, — сказал я немного смущенно. — Я нормально себя чувствую. Видишь, даже прыгать могу!
— Ты это брось! — строго сказал он. — Какое еще домой? А вдруг ты окочуришься по дороге? Мало ли, какие у тебя внутренние повреждения! Да и автобусы не ходят. Ты далеко живешь?
— В «Новокиневской Чайке», — сказал я. — Не ближний свет, конечно, но можно такси вызвать. Ой, меня же без вещей привезли. Вызовешь мне тачку?
— У меня рубль с копейками до зарплаты остался, — замялся он. — Слушай, а давай ты тут переночуешь? А утром Надежда Павловна придет, пусть она и решает, можно тебе домой или нет.
— А туалет у вас тут имеется? — спросил я.
— Дверь напротив, — махнул рукой Веник.