Звезда заводской многотиражки 1

— Иван, я набросал список людей, с которыми вам нужно побеседовать, — сказал Феликс, осторожно наливая кофе из турки в крохотные чашечки. Запах головокружительный, конечно. Похоже, кофе психиатр вовсе не в магазине покупает. Я не кофейный гурман, страну-производителя и степень обжарки по запаху не отличаю, но вот плохой кофе или хороший определить вполне в состоянии. Это был явно хороший. Кроме того, на столе стояла большая тарелка с множеством маленьких бутербродов. С сервелатом, с балыком и даже с икрой. И коробка с вездесущими эклерами.

— Вы что, совсем не ложились спать, Феликс Борисович? — спросил я, устраиваясь за круглым столом. Очень уютная кухня. Лампа в тканевом абажуре, мебель из натурального дерева, явно сделанная на заказ, даже и не скажешь, что в Советском Союзе это все находится…

— Не смог уснуть, и решил не тратить зря время, — Феликс приподнял чашечку, будто держал в руках рюмку коньяка. — Сегодня позвоню знакомому из «Молодежной правды», я думаю, это самая подходящая газета для наших с вами публикаций. Ее неформальный стиль подкупает, так что… Сколько времени вам понадобится для написания вступительного материала? Двух недель достаточно?

— Думаю, я справлюсь гораздо быстрее, — я сделал глоток кофе. Если бы я был сонным, то меня бы обязательно проняло. Но проснулся я еще в ванной, пока умывался. Так что сейчас мог просто наслаждаться напитком, а не пить его, как лекарство.

— Это просто вос-хи-ти-тель-но! — Феликс Борисович разве что не захлопал в ладоши. — Надо будет обязательно отправить Вениамину и его очаровательной маме коробочку эклеров. В благодарность за наше знакомство.

Феликс Борисович высадил меня из своей красной «пятерки» рядом с проходной без пяти минут восемь. Вел он довольно нервно, хотя я и не понимал, о чем можно особенно беспокоиться на пустой дороге. Я помахал ему рукой и пристроился в хвост потока рабочих, втягивающихся в проходную. Сейчас у меня будет целый час до того, как на работу придут все остальные, я смогу спокойно, под бормотание селектора, разобрать наши с Феликсом заметки. Мы не обсуждали финансовый вопрос, но, насколько я косвенно помнил, работа внештатных корреспондентов в СССР тоже оплачивалась, кажется, построчно. Так что если Феликс действительно пробьет публикацию нескольких статей в «Молодежной правде», то я получу вполне весомый приработок к своей зарплате. Кстати, даже любопытно, сколько там получится в результате. Сумму оклада я уже слышал, но там же вроде полагаются еще какие-то премии и надбавки… Или мне пока что не полагаются? Нос не дорос?

С этими мыслями я поднялся по лестнице и свернул по коридору к редакции. Замер.

Рядом с нашей дверью на корточках кто-то сидел.

Услышав шаги, загадочный «некто» поднялся и оказался Мишкой. Хмурым и помятым, будто спал в шкафу, а потом его достали и забыли погладить.

— Иван, здорово, — сказал он и сунул мне руку. — Надо поговорить…

— О, конечно, Михась, заходи! — я пожал протянутую руку, отпер дверь редакции и пропустил лучшего друга вперед.

Глава двадцать третья Анна

Мишка сунул руки в карманы, зашел в редакцию и остановился в центре комнаты. Я деловито устроился в кресле главного редактора, включил селектор и чуть прикрутил громкость. В динамике забормотал директор.

— Слушай, Иван… — смущненно начал Мишка.

— Если ты опять про фотокарточки, то забей, меня просто фотоаппараты не любят, — сказал я.

— Да нет, я про другое хотел спросить, — Мишка насупился и полез за пазуху. Достал оттуда пачку тоненькую пачку фотографий и положил на стол передо мной. — У меня друг из Москвы недавно приехал. Был там во время олимпиады. Вот эту девушку ты же знаешь?

Я всмотрелся в фотографии. На первой было три человека — я, белозубый дядька очень заграничного вида и девушка. Цвет волос на черно-белом фото был непонятен, а вот лицо… Знакомое лицо. И почему-то сразу вспомнился смех. И запах жареной курицы…

На второй фото снова был я и эта девушка, но теперь рядом с нами стояли трое высоких чернокожих парней в спортивной форме. На третьей фотке мы с девушкой стояли сбоку от группы смеющихся товарищей, голова к голове, что-то рассматривали в блокноте.

И так весь десяток фотографий. Герои менялись, но наша парочка оставалась неизменной. Так вот, значит, какая ты — Анна Метельева. Лицо ее мне казалось знакомым. Смутно. Я даже не мог понять, из какой именно жизни. Не то из застрявших где-то между нейронами этого тела воспоминаний Ивана Мельникова, не то я сам, Жан Колокольников, ее откуда-то знал, но подзабыл. Неудивительно, в общем-то. По роду деятельности я общался с таким количеством народа, что мне теперь едва ли не все встреченные лица кажутся знакомыми…

— Ты же ее знаешь, да? — потормошил меня Мишка. — Вы вроде вместе работали, да? На фотографиях часто рядом стоите.

— Дда, — я медленно кивнул. — Это Аня Метельева.

— А у тебя с ней… что-то есть? — осторожно спросил Мишка, глядя в сторону немного стеклянным взглядом. Ах, какое знакомое выражение лица! У него всегда такое было, когда он на девушку западал.