Звезда заводской многотиражки 2

Кстати, насчет родни в Закорске я не особенно-то и наврал. Здесь действительно жили какие-то наши дальние родственники. У меня даже были какие-то смутные воспоминания о визите к ним. Мы с отцом летом восемьдесят первого были в Закорске на какой-то ярмарке или что-то вроде и заходили к какой-то троюродной бабушке. Помню, что там были шторы во всех дверях между комнатам. И кровати с грудой подушек, стоящих друг на друге, а сверху на эти пышные горы еще и кружевная накидочка была наброшена. Полосатые дорожки и круглые коврики. И дом еще был какой-то запутанный, будто его достраивали-перестраивали.

Но мы недолго там были. Отец как-то торопливо свернул беседу, и мы пошли в пивной бар рядом с дамбой. Выглядел он как гигантская бочка. Мне в детстве она казалась совершенно циклопической. На взрослый взгляд она, конечно же, была ничего такого особенного. Вон она торчит на берегу, заваленная снегом. Похоже, этот бар не круглый год работает, а только летом.

В дом Копыловых мне ткнули пацаны, таскавшие ведрами воду на снежную горку. Ее явно уже заливали раньше, но, видимо, парням захотелось подновить скользящую поверхность.

Я остановился у калитки в заборе из посеревших досок. Адрес был написан зеленой краской. И не как попало, а явно кто-то старался. Буквы с завитушками, вокруг — листики-цветочки. Улица Правобережная, дом 12. И как у нас принято входить в деревенские дома? Никакой тебе кнопочки домофона или колокольчика…

Тут из-за забора раздался басовитый лай. Доски задрожали от удара могучими лапами, и над калиткой показалась мохнатая рыже-белая голова размером с автобус, не меньше. Ну да, точно. Дверной звонок и сигнализация в одной меховой упаковке.

— Сейчас, подождите, я Жучу привяжу! — раздался из за забора женский голос, а потом протестующее ворчание Жучи. Калитка скрипнула и распахнулась. Я открыл рот, собираясь рассказать хозяйке жизнерадостную историю про исследования родного края и семей, его населяющих. Но девушка в наброшенном на цветной фланелевый халат здоровенном тулупе вдруг приоткрыла удивленно рот.

— Иван?! — спросила она и похлопала светлыми пушистыми ресницами.

Глава четырнадцатая Дело-то житейское

Никаких проблесков того, кто она такая. Или все-таки…

Сначала она мне показалась старше. Наверное, из-за серьезного и недовольного выражения лица, которое любую девушку превращает в тетку. Но когда она меня узнала, суровая складка между бровей разгладилась, и стало понятно, что девушке от силы лет двадцать. Или около того.

Вот только кто она? Она вообще рада меня видеть, или сейчас кинется глаза выцарапывать? Какая-нибудь дальняя родственница? Или просто знакомая? Или…

— Не стой на улице как дурак! — быстро проговорила она, схватила меня за руку и затащила во двор. Калитка захлопнулась, лязгнул засов.

Я снова открыл рот, чтобы хоть что-то сказать, но девушка поступила совершенно неожиданно. Она бросилась мне на шею и впилась в губы долгим поцелуем.

А, вот, значит, как мы знакомы… Ну это сильно упрощает дело… Я запустил руки под тяжелый тулуп и крепко сжал ее талию. Притянул к себе. С минуту мы страстно целовались, потом она отпрянула, толкнула меня обеими ладошками в грудь и снова схватила за руку.

— Пойдем в дом, а то он опять тебя увидит и взбесится! — сказала она.

Я потопал за ней, попутно оглядываясь. Дорожка из досок вдоль дома. Стеклянно-деревянная решетка сеней, в них даже неожиданный порядок, никакого сваленного инструмента или хлама, идеально чисто, по левую сторону от внутренней двери — здоровенный шкаф с грубоватой, но стильной резьбой на двери. Лосиная голова на деревянном щите. Ручка на внутренней двери тоже нестандартная. Громоздкая, резная и деревянная. Похоже, в этом доме живет кто-то с растущими откуда надо руками.

Гостиная, или как там называется главная комната в типичном деревенском доме? Беленая печь с изразцами голубой глазури, круглый громоздкий стол на толстых резных ногах, буфет. Длинные полосатые половики. И несколько круглых. Два дверных проема занавешены вручную вышитыми шторками. На окнах та же вышивка. Люстра с бахромой. Чучело коршуна, раскинувшее крылья в углу. На художественно изогнутой коряге — еще пара чучел, какие-то пестрые птички.

И идеальная, прямо-таки стерильная чистота. Печь сияет белизной, будто ее утром только побелили.

Пахнет свежим хлебом и клубничным вареньем.

Но стол, накрытый крахмальной скатертью с вышитым же краем, девственно чист. Сквозь занавески просвечивают какие-то цветы в горшках.

Эталонный дом. Уверен, что в спальнях стоят кровати с высоченными перинами и горой белоснежных подушек под кружевными накидками. Хотя вроде бы чего-то не хватает для полной картины…

Штора в одном из дверных проемов шевельнулась, и в гостиную вышел лохматый рыжий котяра. Уставился на меня зелеными глазами, потерся об ногу белокурой хозяйки и свернулся клубком на покрытой полосатым же ковриком низкой лавке возле печки.

Вот теперь идеально.

— Ты зачем здесь? — спросила девушка. — Мы же договорились…