Звездная девочка

В пустыне Сонора есть пруды. Можно стоять прямо в центре одного из них и не догадываться об этом, потому что они пересохшие. Также можно не догадываться о том, что всего лишь в паре дюймов под поверхностью спят лягушки, сердца которых сокращаются раз-другой в минуту. Эти грязевые лягушки пребывают в спячке и ждут своего часа, потому что без воды их жизнь неполноценна и они лишь жалкое подобие себя настоящих. Они лежат так в земле на протяжении многих месяцев. А потом проходит дождь. И тысячи пар глаз выглядывают из грязи, а ночью над освещенной луной водной гладью раздаются сотни голосов.

Было ужасно здорово находиться в центре происходящего: мы были словно просыпающиеся грязевые лягушки. Со всех сторон мы получали крохотные знаки внимания. Небольшие жесты, слова поддержки – все это казалось оживанием окаменелостей. На протяжении нескольких лет мы хмуро ходили по коридорам, не озираясь по сторонам; теперь же мы оглядывались, кивали, улыбались. Если кто-то получал отличную оценку, мы радовались вместе с ним. Если кто-то растягивал ногу, другие ощущали его боль. Мы узнавали, какого цвета глаза у знакомых.

Это было все равно что восстание, возглавленное Старгерл, но восстание не против чего-то, а ради какой-то цели. Ради нас самих. Ради грязевых лягушек, которые так долго спали.

На занятиях мы слышали голоса учеников, которые прежде никогда не раскрывали рта. В декабрьском выпуске школьной газеты «письма редактору» заполнили целую страницу. На эстрадное представление записались более сотни человек. Один парень основал фотокружок. Другой стал носить кожаные ботинки вместо кроссовок. Еще один пришел на уроки с фиолетовыми волосами.

Официально никто этого не признавал. Не было никаких громких объявлений, новостей по телевизору, заголовков в «Майка Таймс» вроде:

ОЖИВЛЕНИЕ

СРЕДИ УЧАЩИХСЯ СРШМ.

ГРАДУС ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

ЗАШКАЛИВАЕТ

Но все это происходило у нас на глазах. Я привык смотреть по сторонам будто через объектив, выхватывая эффектные эпизоды, и видел это. Я и сам ощущал перемены. Мне казалось, как будто я освободился от оков и сбросил тяжелый груз с плеч. Но я не знал, что с этим делать. Я не знал, в каком направлении мне бежать после освобождения. Я не чувствовал никакого желания перекрашивать волосы или выбрасывать кроссовки. Поэтому я просто наслаждался ощущением и наблюдал за тем, как аморфная масса учащихся распадается на сотни индивидуальностей. Само местоимение «мы», казалось, треснуло и начало осыпаться крошками.

Любопытно вместе с тем, как мы осознали себя личностями, возник новый коллектив со своим духом, которого не было раньше. Он проявлялся в криках «Вперед, Электроны!» на трибунах. Он журчал в воде в питьевых фонтанчиках. На классных часах в воздухе словно витали слова «альма-матер» с крылышками.

– Это чудо! – с жаром воскликнул я однажды, обращаясь к Арчи, стоявшему на краю заднего крыльца его дома.

Он не повернулся, а лишь медленно вынул трубку изо рта и заговорил, обращаясь как будто к сеньору Сагуаро или пылающим горам вдали.

– Будем надеяться, что нет. Беда с чудесами в том, что они происходят недолго.

А беда с трудными временами в том, что их нельзя проспать.

Это был настоящий золотой век – те несколько недель в декабре и январе. Откуда мне было знать, что, когда настанет его конец, я окажусь в самом центре событий?

10

Все мои сомнения по поводу того, приглашать или нет Старгерл на «Будет жарко», развеялись.

– Хорошо, давай пригласим ее, – сказал я Кевину.

Он рванул было, чтобы тут же приступить к делу, но я схватил его за руку.

– Спроси сначала, хочет ли она.

Кевин рассмеялся.

– Ага. Как будто она откажется.

Еще никто не отказывался от участия в «Будет жарко». Любое нежелание отвечать на личные или неудобные вопросы перевешивала перспектива появиться на телеэкранах. Если кто-то и мог сопротивляться такому соблазну, то, как я полагал, только Старгерл. В тот день после школы Кевин подошел ко мне, показав большие пальцы и с улыбкой до ушей:

– Все в порядке! Она согласилась!

Поначалу я даже удивился. Это расходилось с моим представлением о ней. Я еще не догадывался, что передо мной отблеск того, что вскоре предстояло мне разглядеть: за всеми странностями и отличиями Старгерл была гораздо более нормальной, чем я представлял.

А потом меня охватил восторг. Мы закричали и дали друг другу «пять». Мы уже представляли, как будем снимать лучшее в истории шоу.

Дело было в середине января. Мы назначили съемки на тринадцатое февраля, перед Днем святого Валентина. Нам хотелось выделить на подготовку целый месяц. Теперь, когда мои сомнения пропали, я полностью отдался процессу. Мы спланировали рекламную кампанию и поручили ученикам из художественного кружка нарисовать плакаты. Мы составили список вопросов, которые Кевин должен был задавать в случае, если они закончатся у жюри, – что конечно же маловероятно. Нам не нужно было публиковать обычное объявление о наборе жюри: участвовать в шоу вызвались десятки учеников.

А затем все снова начало меняться.

* * *