Звездная дорога

Я думал о своём открытии. Софи оказалась непробуждённой ведьмой. Причём, судя по характерному «эху», у неё был скрытый Дар, унаследованный от отца-колдуна, а её мать была простой смертной. Возможно, её отец был мутантом или сыном (или даже внуком) мутанта, но лично я не верил в существование мутационного Дара. Я не видел ни единого мутанта-колдуна, и никто из тех, с кем я разговаривал об этом, не мог назвать мне ни одного конкретного имени — только «кто-то», «где-то», «когда-то». Я же привык доверять фактам, не полагаясь на слухи.

А факт состоял в том, что Софи — полукровка. Но откуда она взялась? Кто её отец? Неужели Кевин? О, ужас!..

Хотя нет, вряд ли. Из послания Кевина следовало, что он открыл этот мир около пятнадцати лет назад, а Софи сейчас девятнадцать-двадцать, не меньше. Конечно, возможен и такой вариант, что она родилась в другом мире, а в возрасте пяти лет Кевин продал её здесь на невольничьем рынке... Чушь! Кевин псих, но не чудовище. Он обожает всех своих сестёр, даже ненормальную Ди, даже распутницу Алису по прозвищу Из-Рук-в-Руки; по-своему он любит и Пенелопу, хотя сам не признаётся себе в этом. Семья для него святое, и будь у него дочь, он бы души в ней не чаял. В сущности, ты хороший парень, Кевин... но почему я терпеть тебя не могу?..

Итак, остаётся Александр. Похоже, Софи его дочь, о существовании которой он не подозревает. Нечего сказать, хорошенькая перспектива! А если ещё окажется, что Диана права насчёт той девушки, Дженнифер, то и вовсе получается цепь дичайших, попросту невозможных совпадений.

Нет, надо же — у первого человека, которого я повстречал в мире простых смертных, обнаружился колдовской Дар! И скорее всего, это моя родственница. Сказал бы кому — не поверят...

Параллельно с этим я думал о Софи не как о полукровке и моей предполагаемой кузине, а как о женщине, которая в считанные минуты заставила меня потерять голову. Я думал о том, что на одной Радке свет клином не сошёлся. То же самое я думал о Дейдре. Вместе с тем, я сильно подозревал, что свет для меня всё-таки сходится клином — но теперь на Софи. Случайная встреча, одно невинное прикосновение, и вся моя личная жизнь полетела вверх тормашками... Мамочка, я влип!

— Пожалуйста, — слабым голосом произнесла Софи; видно было, что она ещё плохо себя чувствует. — Не смотрите на меня так.

— Как?

— Ну, так... так, как вы смотрите.

— Я не могу смотреть на вас по-другому, — честно ответил я. — Смотрю так, как выходит.

Софи тяжело вздохнула:

— В этом моя беда... Тогда совсем не смотрите.

— Вы требуете от меня невозможного, — сказал я, и это была чистая правда.

Она слегка вздёрнула подбородок, видимо с тем, чтобы, глядя мне прямо в глаза, попросить меня пересесть в другое кресло. А я как раз и сам собирался это сделать и уже подался немного вперёд. У нас получились на редкость синхронные движения, наши губы встретились и совершенно неожиданно слились в поцелуе.

Поцелуй был жарким и взаимным, но длился недолго. Не говоря ни слова, Софи высвободилась из моих объятий и встала. На ногах она держалась не очень уверенно, но упасть ей уже не грозило. Молча она обошла столик и опустилась в кресло, которое я занимал во время разговора с Морисом. Затем взяла стакан с недопитым мной апельсиновым соком и скептически посмотрела на него.

— Это ваш?

— Да, мой.

— Тогда хуже не будет.

— В каком смысле? — не понял я.

— Всё равно мы целовались.

Я смутился и на пару секунд отвёл взгляд от Софи, но потом снова уставился на неё.

А Софи между тем выпила остаток сока и вернула пустой стакан на прежнее место.

— Это всё от волнения, — сказала она, объясняя то ли свой обморок, то ли наш поцелуй. — Я чересчур впечатлительная.

— Вы так переволновались из-за записи? — спросил я.

— Да. Это... это слишком личная запись. Ничего такого особенного в ней нет, но я бы не хотела, чтобы её кто-то смотрел.

— А господин де Бельфор?

— Франсуа уже видел её... говорит, что только начало. Он нашёл эту карточку среди вещей Мориса и отдал мне.

— А вы неосмотрительно оставили её здесь?

— Она всегда здесь, но хранится в надёжном месте. Просто вчера я забыла вынуть её. — Софи внимательно посмотрела на меня. — Так Франсуа вам действительно ничего не сказал?

— О чём?

— Что я здесь живу. В этом доме.

Вот-те на!.. Изображать удивление нужды не было, я и так был удивлён. А ещё обескуражен. Удивился я тому, что Морис не заметил ничего подозрительного. А ведь должен же был заметить! Хоть бы на той же кухне — по обстановке, по продуктам в холодильнике (или что там его заменяет). Впрочем, возможно он решил, что здесь хозяйничал его кузен Филипп.

А обескуражен я был, поскольку попал в неловкое положение и не знал, как из него выкрутиться. Теперь ясно, почему Софи так озадачена. Любому на её месте показалось бы подозрительным, что Франсуа де Бельфор оставил своего гостя, мужчину, на ночь в доме, где живёт его невестка, причём одна-одинёшенька. Поступи он так в действительности, это здорово смахивало бы на сводничество...