Звездная Ева

В ту новогоднюю ночь Гансу было не до луны. Помощник повара и трое поварят едва успевали справляться с командами Ганса. Надо было зажарить сто фазанов, пятьдесят индеек, двадцать пять поросят, целого быка и сделать пудинг такой легкий, чтобы он был не тяжелее воздуха, — ровно в полночь господин бургомистр должен был объявить многочисленным знатным гостям о семейной радости, — обручении его единственной красавицы-дочери Магды с молодым доктором философии Карлом Зоммервинтером, сыном всеми уважаемого ювелира и оптика. В те давпия и счастливые времена не было большого различия между богатым и бедным, человеком именитым и простым, — все цеха обладали равными правами и пользовались одинаковым уважением со стороны граждан, а ремесло гранильщика драгоценных камней, точильщика линз и литейщи-ка зеркал почти равнялось искусствам, как живопись, стихосложение, скульптура. Старый же Зоммервинтер делал такие великолепные алмазные украшения, что они светились даже в темноте, и лил такие зеркала, что даже совершенная дурнушка видела себя в них красавицей, — поэтому нисколько не удивительно, что дочь бургомистра выходила за сына ремесленника. К тому же молодой доктор был красив, строен, умен и скромен.

II Горе маленького чертенка

Все черти получали в те времена отпуск, полный отдых от всех своих пакостных дел единственный раз в году, — в ночь под Новый Год. Тут им давалась полная воля, и они могли бегать взапуски на кладбище между могилами до испарины, дуться в карты до полного проигрыша всех душ, соблазненных за год, плести друг другу всяческую околесину хоть до утра, напиваться пивом и водкой хоть до бесчувствия и вообще развлекаться, как кому вздумается.

Многие из страсбургских чертей в ночь под Новый Год любили выйти на люди, на улицы и площади, освещенные плошками и кострами, к ларям и лоткам, в толпу ряженых. Они и сами рядились, — обычно в одеяния людей, все же имеющих связь с чертовщиной: докторов, негров, мельников, веревочников, трубочистов, астрологов. Здесь они во-дили хороводы, пощипывали толстощеких горожанок, льстивым нашептыванием втирались в доверие к кому-нибудь из подвыпивших ремесленников и пили и гуляли на его счет до утра, а подвыпив, бахвалились перед толпою зевак, доходя до такой беззастенчивости, что иной из горожан, плюнув, говорил:

— Можно ли так напиваться в столь праздничную ночь! Видно, и стыд и совесть продал пьяный болтун черту.

И черт, законфузившись, смешивался с толпой.

Однако утром того дня, когда должно было состояться обручение бургомистровой дочери с молодым доктором философип, каждый из чертей города Страсбурга, где бы он ни проснулся, — в разбитом склепе, под банным полоком, в пустой табакерке, под печкой в булочной, — каждый черт, продрав глаза, почувствовал некоторую неловкость, а окончательно придя в себя, увидел, что к длинному его носу приклеен сургучом приказ. написанный на клочке луковой шелухи рыбьей костью. В приказе говорилось, что с наступлением темноты черт должен немедленно явиться на старое пожарище, куда прибудет начальник, посланный от главного, чье имя не называется.

Черти были сильно разочарованы, но что поделаешь, — нет большей строгости, субординации и дисциплины, чем в мире чертей. И как только смерилось, на старом пожарище поднялся такой лязг, звон, лай и свист, что редкий прохожий, подняв воротник и шепча «Патер ностер», спешил как можно скорее добраться до крепостных ворот.

На старом пожарище, на обугленных кирпичах печки, сидел черт-начальник. На нем была железная корона и от шеи спускалась вниз черная мантия. Лица у него не было, — вернее, было что то неопределенное, непрерывно струящееся, движущееся, как болотная зыбь. Два черта чадили перед ним длинными своими горящими хвостами, которые обмакивали они в смолу, налитую в конский череп. Старший черт города Страсбурга, — кривая ведьма, похожая на исполинскую жабу, с одной грудью, торчащей рогом, и пятками, повернутыми вперед, слушала журчание приезжего черта. Потом она взвизгнула, подняла светящуюся гнилушку к длинному свитку, поднесла к носу две печных вьюшки на манер очков и начала читать.

— Приказ главного, чье имя не называется. Черти города Страсбурга! Пришла нам в голову мысль, к осуществлению которой мы вас призываем. В ночь под Новый Год по-велеваем вам снять язык с главного соборного колокола. Дело надо провести со всей осторожностью и до полуночи. В назначенный срок механизм, вещающий о приходе Нового Года, будет приведен в молчание, и таким образом нами украден будет у людей целый год.

— Ловко! — щелкнул языком какой-то из чертей.

— Тише! — взвизгнула ведьма и пустила смрад. — Я продолжаю.