Звездная месть

Пак на мгновение ощутил невесомость. Ему показалось, что он падает в это бездонное небо, что сн тонет в его пучинах. Пак даже закрыл глаза, зажмурился, что было мочи, сжался в комок, съежился. Но трубки он не выпустил.

– Всех призываю я к покаянию! В последний раз, едрена-матрена, ибо грядет расплата! – провозгласил кто-то Бубиным голосом.

Пак открыл глаза. Прямо посреди каменного пола стоял на коленях Чокнутый. Он вздымал руки к потолку и вопил без умолку. Похоже было, что он все-таки спятил – и на этот раз окончательно.

Хреноредьев, живой и здоровый, сидел рядышком, с недоумением вертел головой, он был румян и весел.

После ослепительного, чистого, ясного, прозрачного мира казалось, что в пещере стоит мрак. Да, это была пещера карлика-отшельника. И все стены ее были каменными, непроницаемыми.

Сам Отшельник сидел на своем грубосколоченном столе и смотрел поверх голов. Ввд у него был отрешенный. Но когда он начал говорить, Бубин надрывный глас сразу куда-то запропастился, исчез.

– И с этим вы собрались идти в мир? – спросил Отшельник.

Ответа он не дождался. Да и что ему можно было ответить.

– Сла-авненькие ребятки, сла-вненькие!

– А с чем они пришли к нам?! – сурово спросил Пак. И добавил, совсем зло добавил: – Может, ты за их воспитание возьмешься?!

Глаз Отшельника подернулся пеленой.

– Я вижу, вы созрели, – сказал тихо. – Ну что же, пора!

– И-ех, обдурил нас! А мы-то и поверили, едрена простота! – пожаловался Хреноредьев.

– Это была маленькая проверочка. И вы ее не выдержали! Ни по каким статьям не выдержали! – сказал Отшельник. – Но это ровным счетом ничего не значит. Я вам не судья! Это вон Буба ваш все о судьях-то толкует, а я не берусь судить. Не мной этот мир создан, не мне и менять его. Так что. Хитрец, не собираюсь я вас воспитывать, была нужда! Хотел помочь, да вот не получается! Что же делать-то, как быть?! И здесь я призадумался, чего это я за вас-то решаю, как, мол, быть, то да се, третье да десятое… А катитесь-ка вы отсюда без всякой моей помощи!

Пак взглянул на него исподлобья,

– Как же мы без помощи твоей сквозь стену пройдем?

– Не надо сквозь! Я вам ходы покажу – и гуляйте. А хотите, так назад возвращайтесь, воля ваша!

– На все воля всевышнего, – поправил его Буба и выкатил налитой безумный глаз.

– И ты, дружок, не притворяйся! Не такой уж ты и чокнутый!

Отшельник подтянул ко рту-клювику трубочку, присосался. Банка пустела, далеко не первая банка. В огромной голове бурлило, переливалось что-то, какие-то вихревые потоки гуляли в глубинах полупрозрачного непостижимого мозга. И колыхалось еле заметное розовое сияние вокруг головы. Дышал Отшельник тяжело, с присвистом. Наконец оторвался.

– Как же мы дорогу-то найдем? И где выход? – спросил Пак.

– Был бы вход, Хитрец, – промолвил Отшельник, – а выход всегда отыщется.

Хенк бодрился, старался держать спину прямой. Но все это было напускным. Его шатало из стороны в сторону.

– Может, и впрямь тебя запереть в бункер, а? – предложило Чудовище. – Посидишь, отдохнешь немного? Жратвы и пойла я тебе приволоку…

– Сам полезай в бункер! – ответил Хенк. Чудовище вздохнуло – тяжело, с присвистом и прихлюпом, с надрывом каким-то, так, что туриста обдало едким паром.

– Мне впору хоть на нижние ярусы спускаться, – пробурчало оно, – сам думай, Хенк, поселок они все равно пожгли, – людишек побили. Неужто ты считаешь, вот выползу я наверх, сдамся, и все путем пойдет?

Турист присел на корточки, привалился спиной к ржавой стене. На лбу у него выступила испарина, лицо было бледным, изможденным.

– Ни черта я не считаю, Биг! Я тебе уже говорил, они тебя из-под земли вытащат. Чего ты ко мне привязался, у меня советов нет, понял?!

Губы Хенка внезапно обмякли, глаза прикрылись, голова свесилась набок. И сам он сполз по стене па пол, скрючился в нелепой позе. Он был в обмороке.

– Ну и ладно! – сказало Чудовище вслух. – Чего будет, то и будет!

Оно подхватило туриста гибким сильным щупальцем, прижало его вместе с пулеметом к своему влажному волдыристому боку. И поплелось наверх.

Перебитые конечности постепенно восстанавливались. Чудовище чувствовало, как они оживают, как уходит прочь оцепенение. Организм его обладал способностью к регенерации, но, скорее всего, помогал Отшельник. Иначе бы ушло не меньше недели, прежде чем щупальца стали прежними – мощными, ухватистыми. И все же еще никогда в жизни Чудовище не чувствовало себя настолько измотанным, измученным, выжатым – и немудрено, после той трепки, что задала ему гигантская паучиха, после того безумного футбольного матча, в котором ему было суждено стать мячом, после киножально-острых тисков, после невероятного напряжения всех сил.

– Ничего, Хенк, – проговорило Чудовище, проговорило опять вслух. – Сейчас мы передохнем! Мы заслужили маленькое право на маленький отдых.

Оскальзываясь и ударяясь боками о проржавевшие перильца, оно поднялось выше, почти к самой поверхности. Там была тихая бронированная комнатушка, в которой в былые стародавние времена жил смотритель. Туда-то и забралось Чудовище. Уложило туриста-приятеля на ворох полусгнквшего тряпья. Осмотрелось.