Звездная месть

На четвертую ночь, часа через три после того, как стемнело, на Пака сверху свалилась какая-то пьянющая баба. Он не успел увернуться и она прямо рукой ухватила его за хобот, придавила, тут же перевернулась, высоко задирая голые ноги в какой-то мелкой и тонкой сетке.

– Ого! – вскрикнула упавшая. И визгливо захохотала. Ей было очень весело.

Она что-то лопотала без передыху, но Пак не мог понять ни единого слова. Он только успевал уворачиваться от ее рук, шаривших по его израненному телу и причинявших боль. Баба хохотала и норовила стащить с Пака комбинезон… Паку это не нравилось. Он с таким трудом натянул его на себя там, за дверью комнаты, где лежало все его и не его тряпье. А эта опять стаскивает! У него совсем не было сил противиться наглющей и безумной бабище. Хотя какая там бабища! Вот дура Мочалкина – это бабища! И Эда Огрызина – бабища! А это – хлипкая туристочка, потрепанная девочка. Такую и не треснешь по сусалам, клешня не подымется. Короче, Пак был в прострации. Он не знал, что надо делать. Ему хотелось одного – бежать. Но вот как раз бежать ему она и не давала. Ей удалось стащить с него наполовину разодранный и ветхий комбинезон. Пак и сам не заметил, как она повалила его на спину, взгромоздилась сверху и принялась елозить, дергаться, сопеть и сдавленно прихохатывать. Ему уже расхотелось бежать. Ему было приятно, он даже помогал ей… вот только раны горели, саднили. Но Пак не обращал на них внимания. Какая-то острая, жгучая, внутренняя сила, таившаяся в нем самом, вдруг приподняла его, вывернула наизнанку. Никогда еще он не испытывал такого удовольствия. Он даже сбросил с себя всадницу, выгнулся. Но та тут же подползла к нему, впилась горячим ртом в его хобот, застонала, придушила, обслюнявила. Она вся дрожала крупной, рваной дрожью – и эта дрожь передавалась Паку.

– Отпусти, сука! – не выдержал он, процедил ей прямо в ухо.

Бабища-девочка отпустила его не сразу. Она опять чего-то пролопотала. Потом дернула его на себя, ткнула кулачком в грудь.

– Чего надо? Отпусти, говорю! – Пак не на шутку разозлился. Но он вовсе не хотел, чтобы она ушла совсем. Он хотел только, чтобы она дала ему отдышаться. – Пусти, сука!

Глаза у пьяной превратились в блюдца – Пак хорошо видел в темноте.

– Их говориль русски?! – тоненько вытянула она вдруг.

– Говориль! – тупо повторил Пак.

– Их оттуда?!

– Чего? – не понял Пак.

Тонкие руки вцепились в его плечи, тряханули. Лицо, нежное и горячее, прижалось к бугристой щеке.

– Майн гроссбаба биль русски, – пьяно икая, проговорила насильница, – я есть немного говорить русски. Ты есть оттуда?! Ты есть–черта, барьер. ТЫ есть русски?

Пак ни хрена не понимал. Что значит «русски»? Чего она лопочет? Нахлебалась пойла, вот мозги и запузырились. А еще туристочка, в светлом мире проживает. Хотел он все это высказать ей, да не сумел. А сказал только:

– Поселковые мы.

– Ой!!!

Она вздрогнула, отшатнулась от него, прижала ручонки к груди. Разинула ротик.

– Чего ты? – заволновался Пак.

– А-а-а-а… – она тыкала пальцем в лицо Паку, но не могла вымолвить и слова.

Пак все понял сам. И прикрыл дваверхних глаза.

– Ты есть оттуда… – отрешенно и без вопросительных интонаций протянула бабища.

Впрочем Пак уже не мог так ее называть про себя. Он еще никогда не видал столь красивых баб – глазища в поллица, губки бантиком, носик маленький, вздернутый, кудряшечки по плечам рассыпаются, грудки-мячики, не то что у Мочалкиной – два мешка помойных до коленок. Кра-аси-вая-я, просто страсть!

– Как есть твой имя? – неожиданно спросила красавица.

Пак промолчал, соображая. И сказал:

– Ты вот чего – давай кончай выдрючиваться, говори нормально. А нето я тебе… – он не досказал, не захотелось досказывать, все равно ничего бы он ей, такой хорошенькой не сделал бы.

– Моя зовут Леда, – красавица заулыбалась, – Леда Попрыгушка… да, примерно так есть перевод.

– Тут я согласен, – важно заметил Пак, вспомнив, как она скакала и подпрыгивала на нем.

Леда залилась мелким рассыпчатым смехом. Минута протрезвления, видно, прошла. И опять ей стало беспричинно весело и лихо.

– А меня зовут Пак, Хитрый Пак!

Он нежно обхватил ее клешнями за талию, привлек к себе. Теперь Пака не надо было тормошить и раздевать. Он чувствовал, как жгучая внутренняя сила, сладостный огонь собираются, разгораются в нем. И погасить этот огонь, усмирить силу могла она – красавица Леда Попрыгушка.

Пак подмял ее под себя, облапил. И ощутил как она снова впилась своим влажным и горячим ртом в его хобот.

Через полчаса они не просто устали друг от друга, а изнемогли. И лежали по разные стороны канавы, тяжело дыша, сопя и глядя в черное прозрачно-звездное небо.

Машина с мигалками и сиренами подкатила неожиданно. Две серые одинаково плотные фигурки выскользнули из нее, пошли к канаве.

Леда опомнилась первой, она встала, уперла ручки в свои пышные бедра, изогнула тонюсенькую талию и просипела каким-то замогильным голосом:

– Чего надо, менты вонючие?!

Пак не понял ее слов. Но смысл уловил.

– Ты гляди, Попрыгушка, договоришься! – предупредил ее левый.

Правый спросил без обиняков:

– Урода с хоботом не видала?