Звездная пыль

Светлана и Вит… они друг друга стоят. Вот и пусть! Она ему плешь проест раньше времени, а у него на нее даже не встанет. И станет искать утешения на стороне, а еще лучше — за деньги, а он… да плевать, что с ним будет. Пусть хоть в аду сгорит, ублюдок!

Только после этого прекрасного пожелания в адрес моей любимой семейной пары на душе стало легче, и я тронула машину с места.

То ли раскаявшись, то ли окончательно заскучав, мама начала искать со мной встречи снова. Разумеется, через своего психиатра, который, впрочем, был изначально на ее стороне. Должно быть, он последний честный человек России, раз принял сторону пациента, а не кошелька. И каждый наш с доктором разговор заканчивался проповедью о том, что негоже уходить от проблем в личной жизни с помощью матери. Затем я вежливо посылала врача подальше, и мы расходились до следующего раза. Но, сами посудите, доктор — одна из проблем моей личной жизни, а когда проблема решает сама себя, это как-то странно.

И все же сегодня настойчивые звонки из клиники были особенно не в тему. Они начались еще до просмотра, а уж теперь, когда близился вердикт, и вовсе пришлось отключить телефон, чтобы не отвлекаться.

Для того, чтобы добиться легкости, дарованной «пылью», я сделала все возможное, но очень сомневалась, что преуспела. Оставалось надеяться, что Вердинский спишет разницу на травму, а не на наркотики, под действием которых я даже не помнила о существовании гравитации.

Дверь открылась, и один из помощников жюри кивнул мне пройти внутрь. Я еще с детских времен ненавидела подобные смотры. Но если раньше была уверена в том, что пройду в любом случае, то теперь ставки были в разы выше. Мне нужна была ведущая партия, даже если она будет скромной. Меньшее меня никак не устроит.

Они сидели рядом на стульях: низкорослый Вердинский, интеллигентный мужчина в водолазке и очках, а еще женщина, в которой безошибочно угадывалась преподавательница классического танца. К слову, она неожиданно наклонила голову и оценивающе оглядела меня поверх очков-половинок, будто определяя масштаб проблемы.

— Что ж, — отвлек меня от своей коллеги Вердинский. — После травмы я ждал меньшего.

Но было в этом какое-то «но», и я медленно втянула носом воздух, готовясь к отказу и параллельно подыскивая аргументы в свою пользу. Я столько недель работала не только над собой, но и над непосредственно партией. Через свои источники узнала, что будет на смотре, и танцевала именно это соло под критику все еще бездельничающего Дэна. Я просто не имела морального права проиграть!

— Но меня волнует вопрос: почему вы ушли из труппы? — с лихвой подтвердил мою догадку Вердинский. — Бесспорно лучшая балерина, и слухи…

— О лучших балеринах всегда много слухов, особенно о бесспорно лучших.

Немолодая преподавательница классического танца хмыкнула, будто именно этого ожидала.

— О характере вашем я тоже наслышан, — закатил глаза Вердинский. — Так почему же спонсор потребовал вашего отстранения?

Шах. И мат. Я не думала, что меня спросят о таком, и не готовилась заранее. Не ожидала, что всплывут настолько интимные подробности. Сказать правду или попытаться солгать? Увы, убедительная версия никак не желала посещать мою голову. Кто рассказал такое Вердинскому? Трепло Адам? Или Маргарита, которая никак не уймется? Хотя к чему ей это? Ведущая партия моей бывшей труппы — ее потолок. Раз добилась, то впору сидеть и не высовываться. Значит, все же балетмейстер. Не мог придумать причину моего увольнения и списал все на спонсоров в попытке оправдаться. Спорю, еще пожимал своими тщедушными плечиками. Вот ведь… Так, не время терять самообладание!

— Я более чем уверена, что это никогда не повторится, — сказала я уверенно.

Еще бы повторилось. Да даже в горячечном бреду не выдумать историю, в которой спонсор спасает заблудшую приму и, силясь удержать рядом, лишает самого ценного — ее карьеры. Мол, пусть от нечего делать с ним остается. А уж повторить…

— Спрошу иначе, — не унялся, однако, Вердинский. — Как это связано со скандалом с сауной и спонсорами? — зашел он с другой стороны, и это неожиданно дало мне подсказку.

— Меня там не было, — решительно мотнула я головой.

— И дело в этом?

Думаю, мне не удалось сделать смущенный вид. Ну, право, где я, а где смущение? Однако попытки отмолчаться были восприняты правильно. В смысле, так, как я рассчитывала. И, сделав для себя определенные выводы, о которых я и даже знать не хотела, Вердинский задумчиво покачал головой.

— Так, Павленюк. Наверное, это уже понятно, что я — не Адам. И я не потерплю такого же произвола, как был у вас в театре, это понятно?

Я была готова кивнуть миллион раз, как болванчик, потому что уже почувствовала, откуда дует ветер перемен.

— Заключим контракт на один сезон, и если меня устроит твое поведение…

— Поведение? — невежливо перебила я от неожиданности.

— То, что ты хороша на сцене, всем известно. Но за тобой тянется шлейф скандалов, а моя труппа славится дисциплиной. Я готов сделать исключение ради таланта, чтобы больше никаких саун, спонсоров и скрипачей.

— Я поняла.