Звездная пыль

Вкус у Киркленда Трента был безупречный. Он отдавал предпочтение живым цветам, дорогим тканям и новым моделям, поскольку совсем не желал, чтобы такой очаровательный ребенок, как Валентина, казался старше и умнее. У нее для этого еще будет достаточно времени, говорил Трент. Валентина слушала, понимала и стала одеваться лучше всех молодых леди в Далласе.

Киркленд Трент терпеливо учил ее ценить хорошие вещи. Благодаря ему она усвоила правила поведения в обществе: как пользоваться множеством столовых приборов за обеденным столом, как давать указания слугам, как разговаривать со сверстниками в гостиной, как устраивать пользующиеся успехом вечера.

Он познакомил ее с изысканной пищей, и Валентина теперь отдавала предпочтение нежному филе, а не гамбургеру, бельгийскому шоколаду, а не шоколаду «Бейби Рус», марочному вину, а не «Ар-Си-коле». Ей доставляли наслаждение длинные, ленивые выходные дни, когда можно было валяться на розовом бархатном кресле наверху, у себя в спальне, в изящной и эротичной ночной рубашке. В это время боготворящий Валентину Киркленд Трент сидел у ее ног. Счастливый, он отправлял прямо ей в рот дорогую русскую икру и подносил бокалы с искрящимся французским шампанским к ее пересохшим губам.

– Избалованная Клеопатра со своим верным рабом, – ласково шептал ей Киркленд Трент.

– Кто такая Клеопатра и что такое раб? – спрашивала его жена, широко раскрывая глаза.

Трент лишь смеялся в ответ, его круглый живот колыхался под мягкой домашней курткой.

– Дорогая, внизу огромная библиотека с сотнями книг. Может, после обеда ты захочешь выбрать себе что-нибудь?

Валентина пожала обнаженными плечами и потребовала еще икры.

– Трент, сегодня субботний вечер, и ты хорошо знаешь, что я всегда слушаю хит-парад по радио.

– Я послушаю его вместе с тобой, дорогая, – сказал Киркленд Трент. – Может, завтра вечером мы сходим вместе в библиотеку?

– Только при одном условии, – прищурилась Валентина.

– Что это за условие, дорогая?

– Ты возьмешь меня на выставку картин завтра вечером. Там будет играть «Потерянный уик-энд», а я восхищаюсь Рэем Миландом.

Они пошли на выставку. Трент брал Валентину с собой в любое место, куда ей хотелось пойти, брал и туда, куда приглашали только его одного. Трент заверил Валентину, что с его богатством и положением люди будут принимать их как мужа и жену, независимо от личного мнения по поводу этого брака.

– Ты увидишь, моя дорогая, рыженькая мексиканочка, что деньги и власть добавляют признания и респектабельности такому союзу, как наш.

Валентина пристально взглянула на мужа.

– Откуда ты узнал?

Лысый новобрачный поглаживал аккуратно подстриженные усы.

– Ты также увидишь, что с деньгами можно собрать практически любую интересующую тебя информацию.

– И что ты знаешь обо мне?

– Все, – признался Киркленд Трент. – Ты въехала в страну нелегально, оставив свою семью в цитрусовом поясе Техаса четыре года назад, когда тебе было четырнадцать. Иногда ты писала им, первое время посылала деньги, но вот уже больше года не имеешь с ними никакой связи. – Он улыбнулся и добавил: – Не смотри так обеспокоенно. За деньги можно также купить и молчание. Твое прошлое уже похоронено, дорогая. Если, конечно, ты не захочешь связаться со своими родственниками.

Валентина с улыбкой посмотрела на самодовольного мужа. Были кое-какие секреты, неподвластные даже его деньгам. Трент ничего не знал о фотографии, которую она хранила в своем бумажнике. Эту фотографию дала ей мать в тот день, когда она покидала дом.

На ней был запечатлен молодой человек с рыжими волосами и обаятельной улыбкой; на загорелой шее мужчины висели авиационные очки. Красивый американец английского происхождения, летчик сельскохозяйственной авиации был ее отцом. Она не знала имени своего отца и никогда никому не говорила о нем, в том числе Тренту. В памяти промелькнули картины ее несчастной жизни в долине Рио-Гранде, и она, подумав про себя, что ничто и никто не вправе подвергать опасности ее новую, славную жизнь среди богатства и великолепия, решительно сказала:

– Теперь, Трент, ты – моя единственная семья.

– Пусть так и будет.

Киркленд Трент по-прежнему сильно возбуждался от одного только вида жены и, к своему восхищению, обнаружил, что по крайней мере в спальне она может кое-чему поучить и его. Ему нравилось это. Валентина проделывала такое, о чем первая жена Трента даже никогда не слышала и была бы возмущена, если б он предложил ей попробовать сделать нечто похожее. Для Трента это был целый мир плотской радости. Благодаря очарованию Валентины он чувствовал себя как подросший молодой жеребец, был ненасытен и всегда хотел ее.

Когда через пять лет после свадьбы Киркленд Трент умер от обширного инфаркта у себя в кабинете, в то время как обнаженная Валентина восседала на нем верхом, она искренне горевала.

Это был такой приятный день! Они пришли, взявшись за руки, в отель «Адольфус» во время ленча. Потягивали вино и говорили о предстоящей встрече с группой семейных адвокатов. Трент взял Валентину за руку и, глядя ей в глаза, сказал: