— Мэри Маргарет — прелестный ребенок, — сказал Брайан, осторожно поглаживая редкие волосики на голове младенца. — Теперь мы должны позаботиться о том, чтобы девочка выросла доброй католичкой.
— Если только родители сами не подумают об этом, — легко рассмеялась Агнес. — Ну разве она не красавица? — Она взяла плачущую малышку из рук Хелен Келли так быстро, как только позволяли приличия. — Не плачь, дорогая, не плачь, — заворковала она, — твоя мамочка не допустит, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Никогда у моей милой, маленькой Мэгги не будет повода для слез.
— Мэгги? Ты собираешься звать ее Мэгги? — удивленно переспросила Тереза. Всю церемонию она простояла рядом, скромная и исполненная достоинства, в своем лучшем воскресном платье, туго перепоясанном в талии. Грудь у нее все еще болела, хотя молоко, из-за прилива которого Тереза испытывала в течение трех дней нестерпимые страдания, все же ушло.
— Так звали мою бабушку. Ты же знаешь, Тереза, — нетерпеливо ответила Агнес, слишком занятая ребенком, чтобы взглянуть на дочь.
— Я, видимо, прослушала, когда вы это обсуждали, — кротко произнесла Тереза, почувствовав, как рвутся последние нити, связывавшие ее с ребенком. Как только она вернулась из больницы, всем занималась мать, строго-настрого запретив Терезе подходить к новорожденной дочери.
— Подростки, что поделаешь, — с извиняющейся улыбкой вмешался в разговор Шандор. — Мы-то знаем, какими они бывают рассеянными, правда, Брайан?
— Слишком хорошо знаем, — хмыкнул Брайан.
4
«Дорогая Мими!
Я надеюсь, что ты еще не переехала. Я на всякий случай помечу на конверте, чтобы письмо переслали по новому адресу. И все же у меня такое ощущение, что я опускаю письмо в бутылку и бросаю ее в океан. Ведь ты не можешь мне ответить. А ведь прошло уже два года с тех пор, как мы приехали в Калифорнию.
После моего последнего письма все переменилось к лучшему. Мы перебрались в Санта-Монику, так как мама решила, что малышке лучше жить на берегу океана. Здесь очень красиво и куда прохладнее, чем в долине. До пляжа добраться легко, и именно там я чувствую себя счастливее всего. Я долго гуляю босиком по краешку прибоя, пока ритм волн не успокаивает меня. Меня охватывает изумительное ощущение покоя и счастья. Я обожаю Тихий океан! Мы сняли миленький домик, моего отца повысили по службе, так что он снова стал заведовать кафедрой.
Самая важная новость касается моей школы. Я учусь в «Мэримаунте», где монахини принадлежат к ордену Святого Сердца Марии. Это на самом деле очень хорошая школа с давними театральными традициями. Сестра Элизабет, которая ведет драматический кружок, это настоящий огонь, и мне кажется, я ей нравлюсь.
Другие девочки, во всяком случае большинство, задавалы. Кажется, они знакомы друг с другом всю жизнь. Многие из них очень богаты. Вот уже два года они только и судачат о своем первом бале, когда протанцуют первый танец с отцом, который непременно будет во фраке и белом галстуке! Многие из них принадлежат к так называемым старинным калифорнийским семьям — откуда в таком молодом штате могут взяться старинные семьи, ума не приложу, — поэтому их бабушки и матери тоже учились в «Мэримаунте». То, что я училась в школе Святого Сердца, хоть как-то поддерживает мой авторитет, потому что мой статус в этой школе очень низок. К счастью, мы все носим форму, но ты даже представить себе не можешь, какие шикарные машины с шофером ожидают некоторых учениц, пока я томлюсь на автобусной остановке!
В последние несколько месяцев было очень много вечеринок. Девочки праздновали свое шестнадцатилетие. Но хотя мне шестнадцать уже исполнилось, я никому ничего не сказала. Ведь мама все равно не разрешила бы мне никого пригласить, да я и сама не знала бы, кому отдать приглашения. А у тебя вечеринка была? Мне приятно думать, что была, что ты повеселилась на славу и хотя бы немножко скучала обо мне.
Забавно, но в Калифорнии, как только тебе исполняется шестнадцать, ты получаешь право водить машину. Многие мои одноклассницы этим пользуются вовсю. Ты можешь в это поверить? Мама мне по-прежнему не доверяет. Я по-прежнему обязана немедленно возвращаться домой после последнего урока, если только у меня нет репетиции. А ведь я могла бы подрабатывать и тоже иметь машину, пусть хоть старенькую. И мне, разумеется, не разрешают ни к кому ходить делать уроки. Так что, как ты догадываешься, мне непросто завести новых друзей. Ты и твое «дурное влияние» еще не забыты моими родителями! Да ладно, мне ли жаловаться! Но, кроме тебя, мне некому излить душу.
Я уверена, что тебя интересует Мэгги. Не беспокойся. Моя мать не отходит от нее ни на шаг. Мой отец тоже, когда он дома. Они просто обожают ее. Представь, они и в самом деле сумели убедить себя, что она их дочь. Как я тебе писала в последнем письме, моя мать не разрешала мне ни кормить ее, ни менять пеленки, потому что я «слишком неуклюжая». А теперь я якобы слишком занята домашними заданиями и не могу даже просто поиграть с ней. Мне кажется, они боятся, что я заражу бедную малышку.