Звездная пыль (СИ)

Вот теперь он разозлился, прищурился и… кивнул, а я с третьей попытки открыла дверь и вышла из квартиры. Добравшись до кабины лифта, я буквально стекла по стене на корточки и стерла со щек злые слезы. Все тело напоминало струну, которую растянули до скрежета обшивки, а затем резко спустили. И каждый из микроразрывов остался на месте. Представив, как буду сорок минут трястись в машине такси, я сунула пальцы в сумку в поисках спасительного плеера. Вставила в уши бочонки и откинула голову, отдаваясь мелодии из новой постановки и запрещая себе думать обо всем другом. Музыка втекала в мое тело и что-то меняла внутри, закаляя, освобождая. Странно, я не знала, откуда взялось это ощущение предательства. Вит был очень осторожен с обещаниями, так откуда? Я должна была выбросить его из головы. Насовсем. Имел значение только балет. Он же обязан был спасти меня от спонсора. До премьеры будут еще какие-то фотосессии, кампании, согласования и натянутые улыбки, а потом все пойдет в штатном режиме, как «Рубины». Благодетелей «драгоценной» постановки мы видели в лучшем случае дважды в год. Так может и к лучшему, что этот сезон ведет за собой Диана? Прима обязана скакать и хлопать глазками перед спонсорами, а ее замена (то бишь я) — нет. Вот и не стану. У нас с этим самым спонсором, очевидно, слишком гремучая смесь.

С трудом поднявшись на ноги, я вышла из лифта и села в такси, не оглядываясь. Я была уверена, что Вит смотрит из окон. Что ж, пусть играет в свои игры с кем другим, а мне есть, чем заняться.

Глава 5

Официальное открытие театрального сезона должно было состояться в начале сентября, и до этого времени мы пахали как проклятые. Особенно я. В попытках забыть собственную глупость я загоняла себя до неспособности думать. Старалась изо всех сил. Но пай-девочка не получилась: за день до первого спектакля мне позвонили из маминой лечебницы и сообщили, что она в гневе разбила телевизор, и за него нужно заплатить. Срочно.

Сидя в шесть часов утра в электричке с плеером в ушах, я проклинала свое решение отправить маму в лечебницу подальше от города. Пришлось закатить небольшую истерику, чтобы персонал сделал исключение и поднял задницы с кроватей пораньше: так я бы успела на репетицию. За те деньги, что я им перечисляла каждый месяц, можно было требовать даже ковровую дорожку. И да, я не оговорилась и не приписала чужие заслуги: к размещению матери и оплате ее счетов не приложил руку никто из нашей семьи. У меня просто не осталось выбора. Либо держать мать дома и надеяться, что она не станет снова прикладываться к бутылке и чудить, срывая мне репетицию за репетицией, либо найти заведение, где будут решать вопросы без моего участия. Я выбрала второй вариант, исключив из своего списка дел человека, который отобрал жизнь отца и испоганил мою. Да, я ее не простила. Да, мне за это не стыдно!

Ровно в семь тридцать восемь я вошла в калитку психиатрической лечебницы, ненавидя это место всей душой. Идеальные выбеленные стены и однородно-зеленые газоны, яркие и сочные даже в сентябре. Я намеренно смотрела именно туда, потому что вовсе не хотела обнаружить в окне душевнобольного, застывшего статуей и изучающего меня. Уже одно то, что в день открытия сезона я вынуждена была встать в четыре после затяжной репетиции и ехать в психиатрическую клинику, не настраивает на позитив. Да, я суеверна.

Разместившись на стуле в кабинете врача матери без приключений (слава богу!), я с затаенным злорадством отметила, что мужчина выглядит примерно таким же несчастным и невыспавшимся, как я.

— Вы что, не могли направить мне счет для оплаты? — поинтересовалась я раздраженно. — Или подождать пару дней?

— Видите ли, Наталья Дмитриевна, — обратился он, даже не скрывая неприязнь. — Мне неловко попрекать вас и ваших близких, но вашей Марине Игоревне одиноко. Мое личное мнение, что этот… инцидент — не более, чем попытка привлечь внимание. Вас здесь не было целый месяц, а Полина Игоревна в последний раз ушла едва появившись. Вашей маме становится хуже, она все больше теряет связь с реальностью, но за что ей держаться, если самые близкие отворачиваются? Так ей не станет лучше.

Он это серьезно? Что тут станет лучше?

— Послушайте, я балерина, и у меня важнейший в жизни сезон. Я либо стану примой, либо мне такой шанс уже не выпадет никогда. Понимаете? У меня просто нет времени быть нянькой для сумасшедшей женщины. И кстати, сегодня первый спектакль.

— Эта сумасшедшая женщина — ваша мать, — ледяным тоном заметил доктор. — Я понимаю, что вы вините ее в случившемся, но она была зависима и, возможно, поддерживай вы ее лучше, однажды она могла бы жить более полноценной жизнью.