Звездная река

Закончив писать, она положила кисть и посмотрела на иероглифы, на то, что она сказала и почти сказала на бумаге. Внезапно она испугалась: она не знала, откуда это пришло, кто в действительности женщина из этой песни – и кто эта женщина за письменным столом, которая написала, а потом прочитала эти слова.

У городских ворот сидела я вчера,
На запад далеко мой взгляд летел.
На императорской дороге никого,
Лишь призраки и летний ветерок.

Не так я совершенна, как Вэнь Цзянь,

Что украшала волосы свои
Нефритом щедро. За ее любовь
Сам император троном заплатил.

Гуляя по садам, что заросли

Травою сорной вместо хризантем,
Я чувствую неодобренья взгляд,
Каким одаривал учитель Чо

Нескромные пионы. Во дворе

У пересохшего фонтана пью я чай,
За чашкой чашку, а хотелось мне
Вино шафрановое пить вот так,
За чашкой чашку, вслушиваясь в стон
Подвесок музыкальных, что звенят,
Колышутся под ветром на ветвях.
Нет, с вами выпить я не откажусь.

Но этому цветку не суждено

Похожим быть на прочие цветы.

* * *

Однажды в конце дня корабль, на котором Лу Чао, почетный посол императора Катая, возвращаясь после переговоров со степным племенем алтаев, попал в шторм.

Он чуть не застал их врасплох, но моряки оказались умелыми, хоть и перепугались. Складчатый парус сложили и привязали к палубе. Пассажиров, в том числе и самых высокопоставленных, привязали за талию веревками, чтобы их не смыло за борт. Конечно, если бы судно разломилось и перевернулось, это бы ничего не дало.

Небо поменяло цвет, из голубого превратилось в полосато-пурпурное, а потом черное. Грохотал гром. Ветер и волны швыряли и вертели корабль. Все, кто был на борту, думали, что настало их время перейти в еще большую тьму. Те, кто гибнет в море, не могут быть похоронены должным образом. Их души не знают покоя.

Чао ползком, с большим трудом, пробрался туда, где его племянник вцепился в один из деревянных блоков штурвала на палубе. Длины его веревки как раз хватило для этого. Он упал рядом с Ма. Они смотрели друг на друга, струи дождя и соленой морской воды текли по их лицам. Шторм гремел так, что разговаривать было невозможно. Но они были вместе. Если это конец, они перейдут в иной мир вместе. Он любил сына брата, как своего собственного.

Под палубой, в металлическом ящике с тяжелым замком, лежал его доклад и рекомендации, написанные после встречи с военачальником алтаев. Если корабль утонет, о них никто не узнает.

Дальше к востоку и к югу, за пределами бури, – в том месте, где никогда не бывает бурь – лежит остров богов, Пэн-лай. Рай для душ людей, живших истинно добродетельной жизнью. Лу Чао не воображал, что его душа отправится туда. Душа его племянника – может быть, как думал он, пока дождь хлестал его по лицу. Его племянник отправился на Линчжоу, чтобы заботиться о своем отце. Этот поступок стоит целой добродетельной жизни. Лу Чао мог молиться, чтобы он был вознагражден. Он так и сделал, промокший насквозь, цепляясь за палубу. Молния заполнила всю западную часть неба на одно ослепительное мгновение, потом земля исчезла в темноте и волнах. Он изо всех сил вцепился в дерево.

Они не утонули, не погибли – ни один человек на борту. Корабль выдержал, шторм, в конце концов, умчался, наступил вечер. Это было очень странно: чернота уступила место вечернему яркому небу. Потом опять стемнело. Лу Чао увидел звезду Ткачихи, когда тучи пронеслись над ними и улетели прочь; гром стихал, потом смолк, в последний раз сверкнули молнии.

Они подняли складчатый парус. Поплыли дальше, держась вдоль береговой линии, как всегда поступают моряки, если представляется возможность.

Он остался жив и вернулся в Ханьцзинь, ко двору. Представил свой отчет и высказал свое мнение императору и почтенному первому министру Кай Чжэню, тоже вернувшемуся из ссылки и к тому времени уже приступившему к своим обязанностям.

Когда Лу Чао изложил свой вывод, его милостиво поблагодарили за его усилия и наградили должным образом от имени империи. Его не просили предпринять никаких дальнейших действий в этом деле и не предложили пост при дворе или в какой-либо префектуре.

Поэтому Чао уехал домой, осенью, вместе с племянником, на ферму у Восточного склона, к брату и семье. Он вернулся домой к девятому числу девятого месяца, к Празднику Хризантем.

Мысли, которыми он поделился, стоя перед Троном Дракона, были недвусмысленными, и он высказал их очень настойчиво.