Звездная река

С холмов по обе стороны от открытой местности, где они организовали это сражение, полетели новые потоки стрел, а потом – с каждой стороны – появились новые пешие солдаты. Одновременно их собственная десятитысячная кавалерия, оставленная в резерве, вырвалась из-за скрывавших ее холмов, где ждала все утро, когда алтаи промчались мимо, чтобы столкнуться с основными силами их армии.

Он обрисовал для своих офицеров, ждущих на холмах, две возможности. Если бы им показалось, что их солдаты готовы сломаться под напором всадников, барабаны должны были дать сигнал их коннице появиться из укрытия, а спрятанные лучники должны были стрелять по своему усмотрению в гущу орды алтаев. Если повезет и хватит умения, это может остановить наступление врагов и увести в сторону достаточное их количество, чтобы пешее войско выстояло.

Но если солдаты Катая удержатся, если они своими мечами и стрелами создадут хаос, если сделают то, для чего пришли сюда, и алтаи повернут назад, и их наступление захлебнется, тогда всадники Дайяня должны атаковать бегущих. Их всадники врежутся в противников и заставят их остановиться, это позволит солдатам Дайяня и Цзыцзи догнать их. Они зажмут варваров с трех сторон.

Лучники и пешие солдаты в резерве были мятежниками с юга. Он предложил амнистию любому, кто вступит в его армию, и жалование солдата любому, кто умеет стрелять из лука. «Обратите свой гнев против настоящих врагов, – сказал он им на болоте у реки Вай. – Пусть гнев снова поведет нас на север».

Он видел, как алтаи натягивают поводья, встретив свежих катайских кавалеристов, налетавших на них с обеих сторон. Он видел, как они стараются решить, в какую сторону повернуть в быстро сужающемся пространстве. Он видел, как они начали падать, когда посыпались стрелы. Он догнал ближайших из них. Они оказались зажатыми со всех сторон и застыли в неуверенности. Он отложил свой лук, его меч поднимался и падал, рубил и резал, он был весь в крови.

Армия командира Жэнь Дайяня убила так много захватчиков в тот день, на равнине к северу от Еньлина, что землю в том месте нельзя было засевать и пасти на ней скот еще много поколений. Ее называли проклятым местом, или священным – в зависимости от того, кто называл. Там водились призраки.

То осеннее утро и тот день стали свидетелями победы такого масштаба, какого давно не знали в Катае. Она была одержана на своей собственной земле, против захватчиков, она не отодвинула их северные границы назад, туда, где они когда-то проходили, но все знают – поэты, фермеры, генералы, историки, – что люди сражаются более доблестно, защищая свою землю и свои семьи.

Тот день сражения будет воспет в песнях Катая. Он будет занесен в летописи, станет частью легенды об одном человеке. Но он не определит и не сформирует события того года и последующих лет. Такое иногда случается.

На западе Синань, некогда прославленная столица мира, пал, беззащитный, под натиском сил алтаев, обрушившихся на него. Армия, посланная, чтобы остановить их у Золотой реки, растаяла, как снег на склонах гор, когда приходит весна и расцветают сливы.

Синаню и раньше случалось быть захваченным. И раньше случалось подвергаться разграблению. Было бы исторической неточностью сказать, что этот разгром оказался самым страшным, но он был очень страшным.

На востоке, выше имперской столицы, другой армии Катая предстояло столкнуться с алтаями и их военачальником Вань’йэнем. Результат можно было предсказать. После этого сражения дорога на Ханьцзинь была открыта.

* * *

Муж и отец Шань, которым полагалось формировать ее и руководить ее движением по жизни, следуя учению Мастера Чо и его последователей, оба твердо решили остаться в Ханьцзине. Оба не хотели уезжать, хоть и по разным причинам.

Она сердита и сбита с толку. Разве человек должен соглашаться с безумными прихотями других людей и умереть или попасть в рабство? Разве это приемлемая для них судьба? Разве ее отец и муж не понимают, что придворный и член клана императора станут первой мишенью алтаев, когда они придут?

Они узнали об исходе сражения к северу от них. Слухи носятся по всему городу. Невозможно скрыть такие вести. Только не в Ханьцзине.

Всех охватила паника. «Паника, – думает Шань, – это соответствующая обстоятельствам реакция». Было бы безразличие более философским подходом? Следует ли ожидать вмешательства небес? Может, комета принесет гибель захватчикам?

Может быть, мудрее стоять под кипарисами и обсуждать лучший способ достижения равновесия между долгом перед государством и семьей?

Она разгневана в той же степени, в какой испугана. Не было никакой необходимости в этом бедствии. Оно вызвано самонадеянностью и некомпетентностью. Ей не хочется оставаться здесь. Если правители решили уничтожить их из-за своего тщеславия и трусости, то это не значит, что каждый человек, мужчина или женщина, должен покорно принять это.