Звездная река

Цзыцзи мог себе представить их ужас, их ярость: они попали в ловушку и умирали в воде, вдали от своих пастбищ, на этой мокрой неровной земле. И это противоречило всем ожиданиям – после столь легкой кампании, которая привела их на юг, когда они уже были твердо уверены, что Катай принадлежит им.

– Теперь вперед! – взревел Цзызци. Он слышал, как эти слова подхватили командиры и передавали дальше. Его охватила ярость битвы, питаемая воспоминаниями о севере, о том, что творили эти варвары. Он видел пожилую женщину, лежащую перед уединенным сельским домом на дорожке у своей двери. Отрубленные руки, ступни и голова лежали рядом с ней, а живот был вспорот. Всадники хотели запугать, внушить ужас. Они с Дайянем это обсуждали, объясняли другим. Они это понимали – страх как тактика войны. Но это не гасило желания убивать, оно гнало их вперед, как приливная волна гонит воду в узкое устье реки.

Ход сражения изменился. Когда он со своим наземным войском двинулся вперед, их лучники вынуждены были прекратить стрельбу: они оказались в арьергарде. Они выбирали тех алтаев, которые прорвались и бросились на них, чтобы бежать на юг, так как в воде спастись было невозможно.

По правде говоря, план переправы через реку был хорошо продуман. То есть хорошо для степных всадников, которые вели войну с помощью страха и яростных наскоков. Но победоносная империя Катая более тысячи лет вела войны и подавляла восстания – и то, и другое было описано, а у этой Двенадцатой династии все еще имелись командиры, здесь, на этом берегу, и на реке.

С переполненным яростью сердцем Цзао Цзыцзи вышел из своего укрытия и повел солдат на штурм алтаев на берегу реки, на тех, которых послали сюда первыми, чтобы захватить место высадки.

Они его не захватили. Они храбро сражались, эти варвары. Невозможно отказать им в мужестве. Но эта засада на рассвете под дождем была такой неожиданной и яростной. Все должно было сложиться совсем не так. Даже храбрые люди при виде надвигающейся гибели теряли мужество.

Люди Цзыцзи налетели на них, подобно катящемуся вниз срубленному дереву. Его солдаты были изначально пехотинцами, они сражались с людьми, которые свободно чувствовали себя верхом на коне (и только верхом). А река и мокрый склон означали, что им некуда бежать.

На воде некоторые лодки алтаев проскользнули к береговой линии, люди пытались выбраться на сушу и присоединиться к сражению. Его лучники, без удивления увидел Цзыцзи, уже среагировали на это. Стрелы летели через головы сражающихся на берегу, поражали тех, кто пытался выбраться из лодок. Кони погибали тоже, хотя он видел, как некоторые из них выбираются на берег. Ему не нравилось убивать коней, но это война, она должны быть жестокой. Разве война может быть другой?

Он подставил свой маленький щит и отразил удар, подняв кромку так, чтобы меч соскользнул с него. Своим мечом нанес низкий удар сбоку, почувствовал, как он вонзился в бедро человека, стоящего перед ним. Меч попал в кость. Лицо алтайского воина исказилось, рот широко открылся, и он рухнул в грязь. Цзыцзи с размаху ударил его по голове сапогом и бросился вперед, к реке под дождем.

К востоку от этого места, на северном берегу, военачальник алтаев Вань’йэнь рано начал пить и пил больше, чем обычно во время кампании. Он пил из чаши-черепа, которую сделал его брат. Он говорил людям, что пьет из нее в память о брате.

Он проснулся и вышел из влажной юрты, ожидая сигнала, когда наступило утро и полил холодный дождь. Он понимал, что сообщение придет с запада через какое-то время, но ему спалось плохо, нервы его были на пределе, он был зол и готов к сражению. Это было не лучше осады. Он построил лодки. И ждал.

Река слишком широкая, и противоположного берега не видно даже при свете солнца, а в такой утренний туман приходится подойти совсем близко к воде, чтобы различить хоть что-нибудь на южном берегу.

Он терпеть не мог эту реку. К этому моменту он уже ненавидел ее так, будто она была живым существом, сама была противником, союзником его врагов. По сравнению с ней Золотую реку на севере, хоть и гибельную во время разлива, преодолеть ничего не стоило. Об этой реке он думал как о каком-то чудовище. Катайцы так ее и изображали, он это знал. Их речные боги и водяные духи имели обличье драконов. Или женщин, которые выходят из воды, соблазняют и топят людей. Ему необходимо покорить эту реку, переправившись через нее.

Он послал за гонцом и приказал пустить по реке четыре лодки. Они должны подобраться так близко к противоположному берегу, как только посмеют, а потом наблюдать и слушать. Он понимал, что это будет трудно, что лодочники выбьются из сил, удерживая лодки на одном месте, борясь с течением и ветром. Но разве его это должно волновать?