Звездная роль Владика Козьмичева(СИ)

Первые дни плаванья он чувствовал себя отлично. Но потом началось то, чего боялся. На океанской зыби судно стало медленно и размеренно раскачивать. Появились признаки морской болезни. По советам бывалых коллег он не ел по утрам мясо. Держал в зубах и посасывал спички... Немного помогало. Но самым надежным лекарством оказалась горизон-тальная поза, которую он принимал при малейшем проявлении укачивания. Вскоре тошнота и головокружение стали потихоньку уходить. Появилась возможность подумать о том, как жить дальше. По крайней мере, во время рейса.

Тех книг, что захватил с собой, на два месяца явно мало. Судовой библиотечки вообще не было. Заколачивать "козла" почти все свободное время? Это не для него. Можно было играть в шахматы, благо, что в экипаже они были в почете. Но в шахматах, хотя он их и любил, был не силен. Карты? Карты были возможны лишь подпольно. Капитан и старпом преследовали картежников без устали. Заставлять себя писать стихи он не хотел. Стихи у него всегда получались неожиданно. И тогда пришла мысль создать на "Циклоне" художественную самодеятельность. Но как это сделать, если на судне всего-то 31 человек? Десять на вахте, десять отдыхает после вахты, свободны еще с десяток... Сопровождающие не в счет.

Оставалось только одно - быть самодеятельностью в одном лице. Его цепкая актерская память хранила и позволяла читать стихи, свои и чужие, небольшие рассказы, коих он помнил множество. Может быть, давать отрывки из ролей, сыгранных им? А может быть, и чего-нибудь спеть... Хотя считал, что на гитаре играет посредственно.

Решил дело не откладывать и между вахтами поднялся на мостик. Николай Семенович встретил его хотя и приветливо, но без намека на родственность.

- Заходи, Козьмичев, заходи! С чем пришел? Какие проблемы у молодого моряка?

Владик решил подыграть.

- Добрый день, капитан! Спасибо! Не с проблемой, а с предложением в меру своих скромных возможностей помогать ребятам интересно проводить свободное время. Не в карты же играть! Кое-что я умею и знаю. Все-таки я еще недавно артистом был...

- Помню... Хорошая идея. Одобряю. Ты к нашему партийному секретарю подойди. Ска-жи, что я одобрил. С ним все и обсудите. А ты молодец! Быстро осваиваешься. По жене не скучаешь? У меня с берегом связь скоро будет. Попрошу узнать про Лену. Ну, давай!

А давать и не пришлось. Секретарь судовой парторганизации, состоявшей из четырех че-ловек, стармех Иван Леонтьич, словно ждал, когда Владик придет к нему с таким предложени-ем. И мгновенно понял, что строки о художественной самодеятельности будут украшением его отчета в парткоме флота о постановке коммунистического воспитания экипажа во время выполнения столь трудного и ответственного рейса. Владивостокскому почину была открыта зеленая улица. О чем не преминул сказать, открыв при этом ту великую тайну, что знал уже весь экипаж.

- Ты, Козьмичев, знаешь, куда и зачем мы идем? А идем мы с помощью для наших вьет-намских братьев, сражающихся с заклятым врагом всего прогрессивного человечества - американским империализмом. Ты уж постарайся! Сделай так, чтобы экипаж наш горел духом коммунистической солидарности с борющимся Вьетнамом. И будет тебе благодарность за это... Иди, Козьмичев, думай!

От такой просьбы у Владика даже заныли скулы... Тут-то он понял, во что вляпался. О боже, что ж я наделал? Там был Митрофаныч с Лениным, тут Леонтьич с коммунистическим воспитанием... Это как в сказке. "Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, Лис, подавно уйду..." Но от Леонтьича-то хрен куда уйдешь! Значит, надо думать.

Первая встреча со свободной вахтой пришлась на предвечерние часы. На просторах Япон-ского моря, словно пожелавшего сделать плавание по нему "Циклона" спокойным и прият-ным, Владик читал своего любимого Маяковского. В угоду Леонтьичу, начал с "Советского паспорта". Потом читал его лирику. Звучавший над палубой артистический баритон Владика вводил слушателей в совершенно незнакомый им мир большого поэта. Никто из них даже не догадывался, что Маяковский, оказывается, и грустил, и влюблялся, и жалел какую-то лошадь. И вообще был человеком вовсе не железной и революционной, а по-настоящему тонкой поэтической души.

Мир

Опять

Цветами оброс,

у мира

весенний вид.

И вновь

встает

нерешенный вопрос -

о женщинах

и о любви.

И еще из его неоконченного, где были такие горькие строки.

Море уходит вспять,

Море уходит спать,

Как говорят, инцидент исперчен -

Любовная лодка разбилась о быт!

С тобой мы в расчете,

И не к чему перечень

Взаимных болей и обид.

От последних слов слушатели еще больше впечатлились. Некоторым, каких на "Циклоне" было немало, они напомнили их собственную неудачную судьбу. Другие вспомнили о своих любимых, оставленных на берегу. Первые минуты, переваривая услышанное, народ молчал. А потом взорвался аплодисментами, звучавшими в унисон с размеренным всплеском волн. Такой чарующей музыки Владику слушать еще не доводилось.