Потом мы с Эзерлей возвращались домой, печальные и расстроенные, наш путь пролегал через площадь собраний, на которой женщины устроили очередной праздник. Пьяные бабы окружили нас нестройной толпой, они глупо смеялись и выкрикивали что-то неразборчивое и во мне стал закипать гнев. Хорошо, что у млогса развита система запаховой сигнализации — не успел я по-настоящему разозлиться, как галдящее кольцо вокруг нас с Эзерлей рассосалось само собой, как будто его никогда и не было.
— Это твоя Родина, дочка, — сказал я, обращаясь к Эзерлей.
Я имел в виду анекдот про двух червяков в навозной куче, но Эзерлей его не знала. Она не уловила шутки, она восприняла мои слова на полном серьезе.
— Мне стыдно, Андрей, — сказала она. — Я смотрю на сестер и сомневаюсь, правильно ли мы поступили, последовав твоим словам. Может быть, мы действительно рождены только для того, чтобы быть глупыми тварями? Может, это воля богов?
Я пожал плечами.
— Ты не глупая тварь, — сказал я, — это абсолютно точно. А остальные… честно говоря, не берусь судить. Мне кажется, эйфория должна была закончиться уже давно.
— Ты чувствуешь запах страха? — спросила Эзерлей.
— Где? — не понял я. — Нет, не чувствую.
— Не может быть! — воскликнула Эзерлей. — Когда ты напугал этих пьяных, ты должен был почувствовать их страх.
— Ах, это… Я всегда считал, что этот запах присущ всем женщинам млогса.
— Да, так и есть, — печально произнесла Эзерлей. — Я надеялась, что с твоим появлением все изменится, но…
— Но что?
— Ты не хочешь ничего менять. Ты хочешь только одного — вернуться в свой мир. Неужели наш мир настолько плох?
Я подумал, как высказать то, что думаю, чтобы не обидеть Эзерлей, но так и не успел ничего сказать.
— Не надо сотрясать воздух, — вздохнула Эзерлей. — Твой запах сказал все.
— Извини, — сказал я. — Но я смотрю вокруг и не вижу, что можно сделать для этих несчастных. К свободе нельзя привыкнуть в одно мгновение, этому учатся годами. Они не хотят взять судьбу в свои руки, они ждут, когда явится тот, кто будет командовать ими вместо мужчин. Думаешь, они хотели свободы? Нет. Они хотели всего лишь сменить хозяина. И сейчас они хотят одного — чтобы я стал их новым хозяином. Хозяином, который не будет их оскорблять, не будет наказывать без нужды, будет относиться к ним с внешним уважением, только с внешним, настоящего уважения они недостойны, они и сами это понимают. Я не могу их изменить, я не бог. Лет через двадцать, когда поколение сменится, что-то может измениться, но я не выдержу здесь столько времени. Наверное, кто-то сможет разгрести эту навозную кучу, но не я. Я не хочу марать руки, я хочу просто уйти.
— А что будет с нами? — спросила Эзерлей.
— Если захочешь, я возьму тебя с собой.
— Я не о том, — нахмурилась Эзерлей. — Ты оставишь наших сестер на произвол судьбы?
— Наших?
— Ну… твое тело…
— Да, действительно. Ну ладно, пусть будет наших сестер. Да, я собираюсь бросить их на произвол судьбы. Я не верю, что смогу исправить ситуацию. В прошлой жизни я был воином, я командовал сотней бойцов, я умею управлять разумными существами, но я не умею управлять говорящими животными. Я могу построить их на площади и сказать, что они должны сделать, но тогда получится, что я затеял все это безобразие только для того, чтобы стать вождем племени. А я не хочу становиться вождем вашего племени, во вселенной есть много других вещей, гораздо более интересных.
Эзерлей издала запах разочарования.
— Ты уйдешь, — сказала она, — нас истребят и больше никогда женщины не будут свободны.
— Возможно, — согласился я. — Может, в этом и есть их судьба.
— И моя тоже?
— Ты сама сделаешь свой выбор. Можешь последовать за мной, можешь остаться здесь. Решай сама, я не буду тебя принуждать.
— Ты вернешься? — спросила Эзерлей.
— Когда — нибудь — обязательно. Но я пробуду здесь ровно столько времени, сколько нужно, чтобы вернуться в мое родное тело. Я не хочу оставаться в этом мире надолго.
— А ты уверен, что рвасса зацветет?
Я пожал плечами.
— Я надеюсь. Что мне еще остается?
— Что ты будешь делать, если рвасса не зацветет?
— Что-что… Тогда мне придется остаться здесь. Я стану вождем Врокса, Дзара и всех остальных, буду править долго и справедливо, а мои откровения будут записывать и передавать из уст в уста как великую мудрость. А когда я умру, меня объявят богом.
Я понял, как напыщенно прозвучали эти слова, и смущенно хихикнул.
— Если у меня все получится, — добавил я.
— Тогда почему ты не начнешь прямо сейчас? — спросила Эзерлей. — Если рвасса зацветет, ты прервешь свои дела и уйдешь, а если рвасса не зацветет, ты сделаешь все то, о чем только что говорил.
И в самом деле, почему бы не поиграть немного в великого короля? Здоровье более — менее восстановилось, я вполне могу драться с местными эрастерами. Пока рвасса не цветет, делать все равно нечего, так почему бы и нет?
— Хорошо, — сказал я. — Завтра мы с тобой пойдем в племя Дзара.
— Я люблю тебя! — воскликнула Эзерлей и наши хоботки соединились.