— Это от двигателей… — ответил Данилов. Выбрался из кресла, осторожно перешагнул собравшийся валиком купол. Обернулся: — Пётр, позволишь?
— Валяй, — согласился я.
Данилов постоял секунду, потом спрыгнул вниз. Посмотрел на свои ноги, будто ожидая увидеть высовывающиеся из почвы хищные пасти. Сказал:
— Маленький шаг одного человека… на фиг не нужный всему человечеству.
Слова тонули в тишине. Потрясающая тишина — нет ни ветра, ни голосов, ни привычного «индустриального» шума. Только наше дыхание.
— Странные оптические характеристики, — заметил счётчик, медленно выбираясь из кабины. — Атмосфера практически не искажает спектр…
— И это всё, что ты можешь сказать? — спросил я. Из всех нас только счётчик не испытывал никакого трепета или восхищения перед небом Ядра. — Никаких чувств не пробуждается?
— Я, конечно, могу произнести ряд фраз, означающих сильные эмоции, — насмешливо ответил счётчик. — Но не стоит, Пётр, подходить ко мне… совсем уж по-человечески.
Кивнув, я проглотил обидное замечание. Видимо, счётчик это понял:
— Пётр, полагаю, очень многие расы Конклава испытали бы эмоции, близкие к человеческим. Для меня, однако, существует причина, мешающая оценить эту картину.
Он помолчал.
— На нашей планете, Пётр, вообще не видно звёзд. Все чувства, какие я мог бы ощутить, были испытаны мной давным-давно, когда я впервые оказался в космосе.
Счётчик легко спрыгнул вслед за Даниловым. Маша посмотрела на меня, пожала плечами и осторожно полезла следом.
— Подожди! — окликнул я её. Открыл контейнер между креслами, достал банки с питанием. — Лови!
Две банки я кинул Маше, две — Данилову. Две оставил себе. Счётчик, не дожидаясь вопроса, отказался:
— Мои скромные потребности тебе известны…
— Это комбинированный рацион, — пояснил я. — Удовлетворяет потребности в еде и питье. На всякий случай.
— Корабль так и будет стоять? — пряча банки в карманы, спросил Данилов.
Я отдал мысленный приказ и выбрался следом. Кабина сомкнулась. Кораблик, классическая летающая тарелка, смотрелся здесь вполне уместно. Куда более, чем трое людей без скафандров.
— Он будет ждать, — сказал я. — Что-что, а ждать они умеют…
— А потом придёт кто-то в твоём облике, сядет в кресло и отправится с экскурсией на Землю, — поддержал меня Данилов.
— Не знаю, насколько это вероятно, — ответил я. — Но, наверное, справедливо. Если уж я влезал в чужое тело…
Куалькуа задал вопрос сухо и без любопытства.
— Ребята, отвернитесь… — успел попросить я. И лицо пронзила боль.
Хорошо, что они послушно отвернулись. Не потому, что это выглядело слишком уж отвратительно. Меня скрутило от боли, я не мог сдержать стона, из глаз катились слёзы. Всё тело горело. В этот раз куалькуа то ли был небрежен более обычного, то ли торопился — я чувствовал себя так, будто с меня сдирают кожу.
Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях, лицо было в слезах, губа оказалась прокушенной до крови. Единственное, за что я и впрямь испытывал благодарность, — куалькуа всё же убрал рану на шее.
— Пётр… — Маша коснулась меня. — Как ты?
— Как? — Я неуклюже поднялся. — Я — снова я. Вот и всё.
Меня чуть пошатывало, но боль уже исчезла, её сменило блаженное расслабление.
— Таким ты мне больше нравишься, — вдруг сказал рептилоид голосом деда. — И… я тебе завидую, мальчик мой.
Я кивнул. Я понимал деда. Ему никакая боль не поможет вернуть прежнее тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:
— Всё же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.
— Он заметит преображение на любом расстоянии, — огрызнулся я. — Успокойся. Его это просто не волнует.
Почему-то мне не хотелось смотреть в глаза спутникам. Я отёр лицо, огляделся.
Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И, признаться, неуютной. Воздух всё же был прохладен для нас. Почва, издалека так красиво расцвеченная звёздной иллюминацией, — простой каменистой землёй. А к пылающему миллионом звёзд небу мы уже немного пригляделись.
— Какая-то дурацкая ассоциация появляется, — поморщившись, сказал Данилов. Он вёл себя так, словно ничего не произошло. Что ж, спасибо. — А? Петя? Есть у тебя такое ощущение, что всё это… — он взмахнул рукой, — что-то очень знакомое? Вот только в новой обёртке. В пышной.
В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и у меня вертелась. Неуловимая. Призрачный, карнавальный свет… безжизненная даль… стерильное безмолвие.
— Карел, можешь что-нибудь предположить?
— Догадки — не самая сильная моя сторона.
— Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы — как раз по его части.
Через неуловимый миг счётчик передал контроль своему квартиранту.
— Спасибо, Петя, — первым делом сказал дед. — Ящерка не так холодна, как хочет казаться… нипочём не уступает место.
Рептилоид энергично покрутил головой. Дед наслаждался возможностью самостоятельного обзора.
— Вот и сбылась моя мечта — своими ногами ступить на чужую планету. Наполовину сбылась, — с мрачной иронией изрёк дед. — Что ты хочешь спросить, Пит?