Звездная улица, пятая вилла

— Знаешь, старик, — сказал он, — ты полностью осажден.

Тони оказался прав. Бомбардировка стихами, все более туманными и эксцентричными, продолжалась изо дня в день, причем строго по графику: первую партию ровно в девять утра привозил шофер, вторая прилетала через дюны сама с наступлением вечера. Строки из Шекспира и Паунда больше не появлялись; вечерний ветер приносил вариации тех стихотворений, которые утром привозила машина; это были, очевидно, черновые наброски. Я тщательно изучил ленты и убедился, что Аврора Дей не использует автоверс. Материал, из которого были изготовлены ленты, быт стишком нежен, чтобы пройти через скоростной принтер компьютера, и буквы на лентах были не отпечатаны, а нанесены каким-то неизвестным способом.

Ежедневно, прочитав очередную порцию стихов Авроры, я складывал их в средний ящик стола. Наконец, собрав недельный рацион, я вложил их в конверт, надписал адрес — «Аврора Дей, дом 5, Звездная улица, Пурпурные Пески», и отправил с тактичным отказом, в котором высказывал предположение, что автор получит значительно большее удовлетворение, опубликовав свои произведения в любом другом из многочисленных поэтических журналов.

В ту ночь мне приснился первый из целого ряда кошмаров, поджидавших меня впереди.

* * *

Утром я сварил крепчайший кофе и стал ждать, когда в голове наступит полная ясность. Я вышел на веранду, не понимая, что могло породить мрачные образы, терзавшие меня всю ночь. Вот уже несколько лет я спал, как дитя: крепкий сон без сновидений — одно из преимуществ здешней жизни. Более всего меня смущала внезапность кошмара. Неужели Аврора Дей, а точнее ее ненормальные вирши, задела мое сознание гораздо сильнее, чем я думал?

Головная боль долго не отступала. Я откинулся в шезлонге, рассматривая виллу Авроры Дей. Окна были закрыты, жалюзи опущены, маркизы убраны — башня из слоновой кости за семью замками. «Кто она, — спрашивал я себя, — и чего хочет добиться?»

Через пять минут от пятой виллы в мою сторону тронулся красный «кадиллак». Неужто снова стихи? Воистину эта женщина неутомима. Встретив шофера на крыльце, я принял тонкий конверт.

— Послушайте, — начал я как мог тактичнее, — мне не хотелось бы тормозить рост нового поэтического дарования, но вы… не сумели бы вы повлиять на свою хозяйку, чтобы… как бы поделикатнее выразиться… — Я помолчал, чтобы до него дошел смысл моих слов, и завершил: — Скажу честно: этот бесконечный мусор начинает мне сильно надоедать.

Шофер обежал меня хитрыми красными глазками, потряс крючковатым носом и скривил рот в хищном оскале. Грустно покачав головой, он захромал к машине.

Автомобиль тронулся, и я распечатал конверт. В нем оказался всего один листок.

«Мистер Рэнсом! Ваш отказ поразил меня. Убедительно прошу Вас пересмотреть свое решение: дело слишком серьезно. Стихи должны быть напечатаны в очередном номере журнала.

Аврора Дей»

В ту ночь снова накатились кошмары.

* * *

Следующая партия стихов была доставлена, когда я еще валялся в постели, пытаясь вернуться к реальности. Поднявшись, я приготовил большой стакан мартини, не обращая внимания на конверт, торчащий из-под двери, как бумажная бритва.

Приведя в себя в божеский вид, я вскрыл конверт и бегло посмотрел три коротких стихотворения. Они были ужасны. Как же убедить Аврору в том, что она напрочь лишена поэтического дара? Держа в одной руке стакан, а в другой стихи, я, не сводя глаз со строчек, добрел до веранды и рухнул в шезлонг.

Но тут же с воплем подпрыгнул, отбросив стакан. Я почувствовал под собою что-то пористое, большое, размером с подушку, но с твердыми краями. В шезлонге лежал огромный дохлый скат. Белое жало, еще не потерявшее смертоносной силы, на добрый дюйм торчало из кожистой сумки над черепным гребнем.

В бешенстве стиснув зубы, я прошел в кабинет, сделал на стандартном извещении об отказе приписку: «К сожалению, абсолютно неприемлемо. Рекомендуем обратиться к другому издателю», — и запечатал его в большой конверт вместе со стихами Авроры. Через полчаса я уже был в Пурпурных Песках, где сдал пакет на почту. Вполне удовлетворенный, я вернулся к себе на виллу.

Этим же днем у меня на правой щеке выскочил огромный фурункул.

На следующее утро Тони Сапфайр и Раймонд Майо явились выразить свое сочувствие. Они говорили, что я слишком принципиален.

— Опубликуй хоть одно стихотворение, — посоветовал Тони, присев на край кровати.

— Ни за что!

Я посмотрел через дюны на пятую виллу. Ни души — лишь шевелится створка окна, изредка бросая солнечный блик.

Тони пожал плечами.

— Стоит тебе напечатать одну ее вещь, и она успокоится.

— Думаешь? — спросил я резко. — А я считаю, что у нее припасен добрый десяток эпических поэм, а то, что она прислала, это еще цветочки.