Звездная вахта

Повторяю: свое удивление я соотнес с логикой чуть позднее. Пока же мне было не до того. Вокруг меня летали предметы и люди. Откупоренная банка с вишневым сиропом ударилась рядом с моей головой и метко плеснула прямо мне в лицо свое содержимое.

Потом Хорхе угодил головой мне в живот, да с такой силой, что я до сих пор удивляюсь, отчего кишки не полезли у меня из ушей. Мимо нас с противным визгом – вот тебе и сексуальное контральто! – пронеслась Марта, вращаясь в полете, как дикарский бумеранг. Послышался глухой удар мягкого о твердое – кому-то из нас «посчастливилось» угодить в главный пульт…

На какое-то время я отключился, а когда пришел в себя, осознал, что, влекомый тяжестью, сползаю вниз по стенной панели. Тяжесть нарастала неуклонно и быстро. Шутки кончились, теперь за нас взялись всерьез… Кто взялся? Этого я не знал и боялся строить догадки. Казалось, кто-то невероятно огромный и проворный сначала грубо схватил станцию лапами, пошвырял ее немного из одной ладони в другую, а затем начал раскручивать как волчок – и все быстрее, быстрее! Иной причины возрастания тяжести просто не могло быть.

Прерывисто, тревожно и совершенно бесполезно взревывал сигнал опасности – не справляясь с ситуацией сам, Сократ звал на помощь людей. Умник! Мог бы сообразить, если раньше не знал, что человек имеет предел прочности!

Я попытался сдвинуть руку – и не смог. Меня медленно размазывало по полу. Щеки стекали к ушам, дышать становилось труднее – мышцы едва справлялись с непосильной нагрузкой. Кому-то, заброшенному от оси станции дальше, чем я, приходилось еще хуже – я слышал слабые, полные муки стоны и хрип.

А еще я слышал потрескивание и негромкий хруст – каркас станции принял на себя нагрузку. Здесь, где полагается быть совсем малой тяжести, она была сравнительно невелика, но на периферии… Хвала празднику! Если бы я не поднял отдыхающих, все трое были бы раздавлены своим весом.

А впрочем, велика ли удача – пожить лишние полчаса?

Страха я по-прежнему не чувствовал и только желал, чтобы все это поскорее кончилось. Если вращение еще ускорится, станция начнет ломаться, и нам будет уже все равно, сразу ли разлетится она веером обломков или разрушится постепенно, сопротивляясь до конца. Если тяжесть не убьет нас, это сделает вакуум.

Очертания предметов потеряли четкость – хрусталики уже не могли скомпенсировать деформацию глазных яблок. Еще миг – и на меня ринулась чернота.

Сознания я, пожалуй, не потерял. Человек без сознания – бесчувственный манекен, чурка. Он не видит ни яви, ни снов.

Ну а я-то видел. Наверное, галлюцинировал.

Сначала не было ничего, кроме черноты. Потом я увидел… Что бы вы думали? Лицо любимой женщины? Картинки детства? Туннель со светом в конце?

Как бы не так. Я ведь еще не совсем умирал, а из моих слов вы уже поняли, что и не умер. Можете смеяться, но увидел я Вселенную. Всю. Разом.

Чернота – и чернота живая. Кажущаяся пустота, наполненная жизнью, движением, бессмыслицей и смыслом. Яркие острова светящейся материи, невероятной сложности путаница линий магнитного поля, гигантские силовые мосты, переброшенные от галактики к галактике, сталкивающиеся массы газа при прохождении одной звездной системы сквозь другую, межгалактический газ, разогретый до сотен миллионов градусов… и холодные темные облака диффузной материи, медленно сжимающиеся в тисках гравитации, чтобы спустя миллионы лет породить звезды, и уникальные процессы в недрах облаков, сравнимые с метаболическими по сложности и сути, хотя вовсе не биологические… и даже облака, успевшие обрести сознание и понимающие, что сжатие, дающее им энергию для их странной жизни, неминуемо убьет их, когда их материя сожмется в протозвезду, и ужас, вечный кричащий ужас живого перед уходом в небытие…

А еще – нечто глобальное над всем этим миром. Нечто невообразимо огромное, не обращающее никакого внимания на крики туманностей – малых частей его тела, подобно тому, как человеку нет дела до персональных нужд какой-нибудь клетки его эпителия. Нечто с чуждым нам могучим разумом, невероятно дремучим и невероятно холодным, пытливым и эгоистичным, глубоким и равнодушным.

И это Нечто имело название – Вселенная.

Вот тогда-то мне и стало страшно.

С опозданием. Как обычно.

Возьмите в руки дождевого червя, если не противно, а потом бросьте его на рыхлую землю. Червь спасен, но, прежде чем уйти в грунт, он еще несколько секунд будет извиваться без всякого смысла.

Потому что и вправду страшно.

Сердце колотилось так, что можно лишь удивляться, как обошлось без разрыва миокарда. Прошло, наверное, несколько мгновений, но мне показалось – лет. А потом я ощутил расплющенной спиной легкую вибрацию и начал догадываться, что худшее позади.

Включились двигатели ориентации, мало-помалу тормозя вращение станции. Страшные тиски тяжести понемногу ослабляли хватку. Прошло еще несколько минут, прежде чем я сумел сесть, и этих минут хватило мне с лихвой, чтобы совершенно успокоиться.