Звездная вахта

Сократ жутко умный и, подобно своему греческому тезке, никогда ни в чем не уверен на сто процентов. И если он считает, что его мнение истинно аж на 99,9%, – значит, с человеческой точки зрения, оно истинно в последней инстанции – и точка.

– Поздравляю, – сказал я не без зависти. – Ты первая, кто видит Млечный Путь со стороны. Но я второй, что тоже неплохо. Скорее фиксируй, не то замаешься доказывать свой приоритет. Кстати… так, в рамках праздного любопытства… где мы находимся?

– В одной из галактик скопления в Северной Короне, – низким и вибрирующим, черт бы его побрал, голосом проговорила Марта. – Большая тебе от этого польза? Я пожал плечами.

– Да так, знаешь ли… Пользы, положим, никакой, я ведь не астрофизик-теоретик. Просто странно жить, не зная своего адреса. Идиотом себя чувствуешь. А от Млечного Пути мы далеко? Сколько в мегапарсеках?

– Почти триста. Без малого миллиард световых лет.

Мило. Значит, мы видим нашу Галактику такой, какой она была в те времена, когда на Земле еще не возникли многоклеточные организмы. Научный мир закряхтит от удовольствия и взвоет от нетерпения: считать! быстрее! проверять модели! Авось нашей вахте перепадет со всей этой суеты какая-нибудь премия.

Поделим на шестерых. Ведь на месте Марты мог оказаться любой из нас – чисто теоретически. Практически же каждый занят своим делом, тем, к которому у него лежит душа, и в чужие дела без спросу не лезет. Подготовка у нас универсальная. Я, например, могу заменить и Марту, и Петера, но предпочитаю заниматься собственно станцией. Марте по душе Дальний Космос, а Петеру – наша подопечная звезда, которая пульсирует, коптит, выбрасывая углеродную пыль, и никак не желает взрываться. Конечно, если я заболею, они легко справятся с ремонтом и профилактикой бортовых систем. Сократ поможет. В сущности, на всех трех постах работа одинаково монотонная – само собой, в штатном режиме. В нештатной ситуации мы, разумеется, потревожим покой отдыхающей тройки.

Двенадцать часов работы – потом двенадцать отдыха. И так каждый условный день в течение года. Две тройки. Одна женщина и двое мужчин в каждой. Такое сочетание кажется психологам оптимальным.

Мне – нет. Все время хочется быть в глазах Марты лучше Петера, и это утомляет. Но я согласен с тем, что зеркальная комбинация – две женщины, один мужчина – просто кошмарна.

Подлез и Петер, долго разглядывал картинку с тремя невзрачными туманными пятнышками, морщил чело – он вообще немножко заторможенный, – читал выкладки Сократа, а потом заявил:

– Отметить надо.

Вот тебе и заторможенный. Сообразил раньше меня.

– Остальных будить? – спросил я.

– Само собой. Ты бы не обиделся, если бы по такому случаю тебя не разбудили? Я бы обиделся.

Тут Петер прав.

– Вот и иди, – сказал он.

Мне очень не хотелось будить отдыхающую тройку. Двенадцать часов на вахте – это святое, отдай и не греши. Но и двенадцать часов личного времени не менее святы. Покушать от души, помыться в душе, поспать, книжку почитать, наконец, или фильм посмотреть… Для каторжника сладка любая минута отдыха, потраченная по своему разумению, – а кто сказал, что у нас тут не добровольная каторга?

Хуже всего, конечно, будить спящих. Этьен-Жерар просто ругается, хоть святых выноси – он самый безобидный. Анжелика может и в лоб засветить. А Хорхе просто встанет и пойдет куда надо без лишних слов и антиобщественных действий, но он-то и есть самый опасный. Если решит, что его отдых прерван без достаточных оснований, – отплатит позже вдесятеро.

– А почему я? – вырвалось у меня.

– Потому что у тебя ничего срочного, а мне «Запал» к запуску готовить.

– Я могу подготовить, – предложил я без особой надежды.

– Бог подаст. Иди, иди…

Я и пошел – то есть поплыл. На оси станции, где Центральный пост, – всегда невесомость, но чем ближе к вращающемуся ободу, тем тяжелее. В жилых помещениях почти земная тяжесть, и атрофии мышц у нас не бывает.

Пробудившийся Этьен-Жерар обрушил на меня поток сквернословия. На сей раз я не узнал о себе ничего нового – он давно не менял репертуар. Анжелика молча швырнула мне в голову ботинок. Не был бы я начеку – попала бы. Хорхе, как обычно, ничего не сказал, но посматривал на меня, как мясник на тушу – сейчас расчленить или чуть погодя?

– Вольно, коматозники, – сказал я им. – Айда в Центральный. Празднуем обретение нами адреса во Вселенной. Марта уже спирт разводит.

Пока я им, тупым со сна, объяснял, что к чему, пол тихонько дрогнул – значит, «Запал» стартовал.

«Запал» – последний и главнейший автономный аппарат из целой орбитальной системы. Ее суть – сфокусировать малую толику темной энергии, без дела обретающейся во Вселенной, и с ее помощью исследовать звезду «на просвет». По всем теоретическим моделям, нашему красному гиганту уже давно пора взорваться, а он – ни в какую. Считается, что дозированное воздействие темного излучения никак не повлияет на идущие в звездном ядре процессы.