Звездная жатва

– Я знаю, как выглядят заболевания органического свойства. Тут совсем другая картина. Мэтт, эти штуки не развились за несколько месяцев. Речь идет о паре дней. Можно сказать, о нескольких часах. Да, бактерии размножаются так же быстро. Но будь это бактерии, мы бы все уже померли.

Если это было так…

– Нет, – ответил Мэтт. – Не-а. Не хочу даже думать об этом.

– Не ты один.

– Серьезно. Это слишком страшно. – Он стыдливо уставился в стакан. – Я не отвергаю того, что ты мне рассказал. Но если это связано с Артефактом, если эти штуки уже внутри нас, то это конец. Они получат все, что хотят. Мы бессильны.

Повисла тишина. Затем Джим опустил стакан на журнальный столик и выпрямился:

– Извини, Мэтт. Я поступил дерьмово. Приперся и вывалил на тебя свои проблемы. Нехорошо вышло.

– Предпочитаю испугаться, чем оставаться в неведении, – ответил Мэтт. Час был уже поздний. Разговор перестал клеиться. Мэтт боялся даже взглянуть на часы; утром у него был прием, не подлежащий отмене, что бы ни случилось. – Пора спать.

– Я пойду.

– Ложись на диване, дурень. Или Лиллиан ждет?

– Я сказал ей, что могу заночевать в кабинете.

– Завтра побудь с ней.

Джим кивнул.

Мэтт достал ему одеяло из шкафа в коридоре.

– Значит, мы по уши в дерьме?

– В точку. – Джим растянулся на диване, положил очки на стол и закрыл глаза. Его некрасивое лицо было чересчур бледным. – Мэтт?

– Гм?

– Знаешь, чья это была кровь? Свежий образец, который я исследовал под микроскопом?

– Чья же?

– Моя.

Мэтт не просыпался до звонка будильника, смакуя предрассветный сон, в котором потонул рассказ Джима, оставив от себя лишь неясный след. Когда он проснулся, то сразу почувствовал резкую головную боль и вспомнил ужасы, о которых наслушался вчера.

Утро было ясным, солнечным. Мэтт заставил себя принять душ и оделся. Казалось, одежда была сделана из среднезернистой наждачной бумаги. На кухне Рэйчел готовила яичницу. Мэтт посмотрел на тарелку и ограничился этим.

– Ты не заболел? – спросила дочь.

– Нет.

Хотя, возможно, больны были все.

– У нас на диване дрыхнет доктор Бикс. – Рэйчел шмыгнула носом.

– Ему на работу к полудню. Пускай спит. Ему полезно.

Рэйчел вопросительно посмотрела на отца, но донимать расспросами не стала.

Она свято верила в силу домашнего завтрака и всегда вызывалась готовить сама. Это началось, когда Селеста заболела, и продолжилось после ее смерти, когда Мэтт начал поручать завтраки и ужины «Макдоналдсу» и «Пицце-хат» соответственно. Тогда ему казалось, что приготовление завтрака стало для Рэйчел своего рода ритуалом, с помощью которого она выражала свою скорбь по матери. Теперь это вошло в привычку. Но Рэйчел по-прежнему выполняла эту процедуру со всей серьезностью. Даже больше. С грустью.

С прошлого года эта грусть пропитала всю жизнь Рэйчел и была видна в ее походке, в гардеробе, в печальной музыке, которую она слушала на магнитофоне – рождественском подарке Мэтта. В выпускном классе она вдруг превратилась из отличницы в дежурную хорошистку – ее способность к обучению снизилась из-за беспросветного уныния.

Мэтт поковырял яичницу вилкой, пока Рэйчел переодевалась, и снова увидел ее уже у дверей. Она собиралась встретиться с друзьями в супермаркете.

– Ужин в обычное время? – отстраненно улыбнулась она.

– Давай поужинаем в ресторане, – ответил Мэтт. – В «Дос агилас» или «Золотом лотосе».

Рэйчел кивнула.

– Я люблю тебя, – сказал он. Он часто говорил ей это. На сей раз вышло неуклюже и бестолково.

– И я тебя, папа, – ответила дочь, бросив на него любопытствующий взгляд, и снова улыбнулась.

Улыбка была невеселой и как бы вопрошала: «Разве все так плохо?»

Мэтт решил, что лучше обойтись без слов, и выдавил ответную улыбку – смелую, но неубедительную: «Да, Рэйчел. Плохо – не то слово».

Глава 4. Заголовки