Звездная жатва

– Ясно, – ответил Мэтт. – Не забудь завтра позвонить. Потом, вероятно, придется зайти за рецептом. А после курса лечения явишься на повторный осмотр.

– Спасибо, доктор Уилер, – с пониманием ответила она.

Мэтт проставил дату в ее карточке и убрал карточку в корзину с пометкой «выполнено». Затем вымыл руки и вызвал Лиллиан Бикс, последнюю пациентку.

У Лиллиан уже давно не случалось месячных, и она решила, что беременна.

Эта тридцатидевятилетняя женщина была замужем за лучшим другом Мэтта. Разговор вышел откровенным, пусть и немного неуклюжим. Лиллиан стеснялась и запиналась, но в конце концов изложила суть. Мэтт выдал ей баночку для анализов и направил в туалет. Лиллиан покраснела до кончиков ушей, но выполнила указание. Когда она вернулась, Мэтт наклеил на баночку ярлык «ХГЧ»[4].

Лиллиан сидела напротив, держа на коленях сумочку. Мэтт часто думал, что Лиллиан – воплощение слова «маленький». Она сама была маленькой, ее сумочка была маленькой, ее присутствие было почти незаметным. Может, поэтому она была так счастлива в браке с Джимом Биксом, шумным здоровяком, а тот, в свою очередь, был невероятно увлечен своей женой.

За долгие годы брака у них не появилось детей, но Мэтт эту тему не поднимал. Теперь, облаченный в белую врачебную броню, он спросил Лиллиан, намеренно ли они избегали зачатия.

– Вроде того, – задумчиво ответила та. – Ну, скорее так хотел Джим. Он всегда… ну, сам понимаешь. Предохранялся.

– И ты не возражала?

– Нет.

– Но контрацепция – не гарантия полной защиты.

– Знаю, – кивнула Лиллиан.

– Что будешь делать, если выяснится, что ты и вправду беременна?

– Обрадуюсь. – Ее улыбка была искренней, но немного вялой. – Я давно к этому готовилась.

– Всерьез готовилась? К подгузникам, ночному кормлению, ободранным коленкам, растяжкам на коже?

– Когда нужно, ко всему привыкаешь. Мэтт, я понимаю. Но я действительно представляла, как стану матерью, часто представляла.

– А с Джимом уже обсуждала?

– Даже не намекала. Не хочу говорить, пока не будет точно известно. – Ее глаза под тонкими бровями посмотрели на Мэтта с беспокойством. – Ты ведь ему не скажешь?

– Не скажу, если сама не попросишь. Врачебная тайна.

– Даже между врачами?

– Это как воровская честь.

Лиллиан снова улыбнулась. Улыбка мелькнула и угасла.

– Вы ведь постоянно обедаете вместе.

Джим работал в клинике гистологом. Они с Мэттом познакомились еще на подготовительных медицинских курсах и регулярно обедали в китайском кафе на Гроув-стрит, в двух кварталах от клиники.

– Возможно, мне будет слегка неловко. Но анализ делается быстро. Совсем скоро мы все узнаем наверняка. – Он сделал вид, что записывает. – Лиллиан, ты в курсе, что у женщин твоего возраста порой случаются осложнения…

– Знаю. Я все знаю. Но есть же способы заранее это понять.

Мэтт почувствовал ее нервозность и попытался успокоить:

– Если решишь рожать, будем держать все под контролем. Не думаю, что возникнут проблемы. – Он держал в уме еще кое-что, но пока не собирался выкладывать это Лиллиан.

– Хорошо, – ответила она.

Но снова нахмурилась. Она не была уверена и выглядела далеко не радостно. Мэтт не знал, выяснять ли причины недовольства или оставить все как есть.

– Что тебя беспокоит? – спросил Мэтт, отложив ручку.

– Ну… три вещи. – Лиллиан убрала платок в сумочку. – Одну мы уже упоминали – мой возраст. Я волнуюсь. Во-вторых, конечно, Джим. Как он отреагирует? Боюсь, для него это станет… как бы сказать, знаком, что молодость прошла? Не знаю, захочет ли он брать на себя такую ответственность.

– Может, и не захочет, – сказал Мэтт. – Но я сильно удивлюсь, если он не сживется с этим. Джим – парень эпатажный, но каждый день исправно приходит на работу, выполняет ее добросовестно и никогда не опаздывает. Что это, если не ответственность?

Лиллиан кивнула и, кажется, обрела некую уверенность.

– А что третье? – спросил Мэтт.

– Что-что?

– Ты сказала, тебя беспокоят три вещи. Возраст, Джим… что еще?

– Разве не понятно? – Она посмотрела на него через стол. – Иногда я открываю окно по вечерам… и смотрю на эту штуковину в небе. Мне страшно. А теперь еще эти глыбы, или здания, или что там они разбросали по городам? Я видела их по телевизору. Мэтт, это ерунда какая-то. Как называется эта фигура? Октаэдр? Я не произносила этого слова после школы. Октаэдр размером с океанский лайнер посреди Центрального парка. Как ни включишь телевизор, только это и показывают. Но никто не знает, зачем это все. Без конца обсуждают, но высказывают лишь досужие домыслы. Естественно, я переживаю. Что будет дальше? Может, я вовсе не беременна, а лишь выдаю желаемое за действительное? Или это нервное. – Она поправила сумочку на коленях и просверлила Мэтта взглядом. – Мэтт, ты же отец. Ты должен понимать, что я имею в виду.

Конечно, он понимал. Те же сомнения отражались в поведении Бет Портер с ее зависимостью от плеера, были они и у его собственной дочери Рэйчел, которая после уроков постоянно смотрела новости, подтянув колени к лицу.