Бьюкенен снова выглядел тихим, но это была привычная субботняя тишина, а не безмолвие прошлого дня, тревожное и непонятное. Люди прохлаждались на улице, стригли лужайки, пололи грядки, ходили по магазинам. Мэтт порадовался этой пригородной умиротворенности.
Над склоном горы стояла голубоватая дымка. Ветер приносил через окно насыщенные запахи сосновой смолы и нагретого солнцем асфальта. Дорога плавно изгибалась. Мэтт миновал торговый порт, где на приколе стоял ржавый траулер, и направил машину через деловой квартал, огибая пригорок, — к дому, где жила Энни.
Ему было непонятно, почему она решила поселиться в этом захолустье, в старом многоквартирном доме, без лифта, со стенами не толще картона. Сама Энни не объясняла. Энни много чего не объясняла. Например, куда она исчезала каждую вторую субботу месяца и почему не меняла свою симпатичную, но давно устаревшую мебель.
Она пригласила Мэтта подняться, и он согласился. Несмотря на очевидную бедность убранства, квартира вполне соотносилась с обликом и характером Энни: спальня, большая гостиная с видом на залив, редкие предметы мебели, чистый паркет, старая пятнистая кошка Бьюла, дремавшая на пятне солнечного света. Квартира, минималистичная, как японское хокку: важна каждая деталь.
Энни насыпала кофе в кофеварку. Бьюлу успела покормить соседка, и кошка пропускала доносившийся с кухни шум мимо ушей. Машина забулькала.
— Мэтт, нам нужно поговорить, — сказала Энни.
«Нам нужно поговорить» было политкорректным синонимом грядущего эмоционального всплеска, и Мэтту это не понравилось. Он встал у окна, глядя на спокойный синий океан. О чем говорить? Почему нельзя просто помолчать?
— Мэтт? — окликнула Энни. — Ты видел сон этой ночью?
Он едва не возненавидел ее за этот вопрос.
— Рэйчел спрашивала то же самое, — сказал он.
— О. И что ты ей ответил?
— Что не видел.
— Вряд ли она поверила.
— Она ничего не сказала.
— Я тебе не верю.
— Энни, к чему это? — Мэтт крайне неохотно отвлекся от созерцания озаренного солнцем моря.
— Я видела сон, — сказала Энни. — Рэйчел тоже видела. Думаю, все живущие на Земле люди видели его. И ты тоже.
Мэтту захотелось метнуться к двери. Его бросило в пот, он напрягся, не в силах противиться вердикту, который вынес сам. «Отрицание, — заявил его внутренний студент-зазнайка. — Ты отрицаешь то, с чем не хочешь иметь дела».
Он сел за лакированный сосновый стол и закрыл глаза. Бьюла потерлась о его ногу. Мэтт посадил кошку на колени, и та заурчала.
— Ладно, — сухо сказал он. — Расскажи, что тебе снилось.
Энни заявила, что это не сон. Это явление, вызванное микроорганизмами — или машинами, — о которых предупреждал Джим Бикс.
(«Нет, Мэтт, не спрашивай, откуда я это знаю. Просто знаю. Дай мне закончить».)
Энни сказала, что микробы — не организмы и не механизмы: или комбинация того и другого, или что-то неведомое. Они могут размножаться и в некотором смысле разумны. Их выпустили в атмосферу триллионами; ветер разнес их по всем уголкам Земли, и к концу июля они поселились в организме каждого человека. На прошлой неделе они приступили к размножению; аномальные результаты анализов крови были следствием их роста и активности.
Они должны были служить голосом Артефакта. Точнее, голосом Странников.
Энни сказала «Странники» — так они называли сами себя. Как и созданные ими микробы, они не были органическими существами, но, в отличие от своих творений, когда-то являлись ими и не путешествовали за пределы родной планеты. Эти создания, напоминавшие ходячие губки, строили города в богатых метаном впадинах спутника юпитероподобной планеты, вращавшейся вокруг непостижимо далекой звезды.
Они переросли свой мир, отравили его органическими и техническими отходами и смогли предотвратить собственную гибель, лишь отказавшись от органических и механических сущностей. В критический момент они стали Странниками: беспланетными, бестелесными.
Теперь домом им служил Артефакт — физическая структура и одновременно огромное виртуальное пространство. Их было больше, чем людей на Земле, но лишь некоторые по-прежнему помещались в физических телах, чтобы поддерживать работоспособность Артефакта.
Как рассказала Энни, они были не коллективным разумом, компьютером или чем-то подобным, а самостоятельными существами, уникальными индивидами; будучи нематериальными, они могли соединяться друг с другом, бесконечно спать, переносить длительные межзвездные путешествия без скуки и усталости. Они обладали безграничной способностью к обучению и жили неизвестно сколько — сколько угодно. В некотором смысле они достигли бессмертия.
Энни говорила, осознавая все это в процессе рассказа, что они странствовали с тех пор, как Земля была скоплением пыли, а Солнце — горячей новой звездой, и ничего не забыли за минувшие тысячелетия. Они были обширным хранилищем непостижимо древней мудрости и прибыли на Землю в момент, который сочли переломным и удачным. По их словам, «мы — то, чем они были когда-то»: разумная раса, не покидающая пределов планеты и отравляющая ее своими отходами.