— Да, сэр. Но мне бы не хотелось никуда ехать в разгар грозы.
— Вас что-то привлекает в этом городе? — Тайлер бросил на него недобрый взгляд.
— Черт, сэр, да вы что.
Мердок почувствовал, что вспотел.
— Общество, — произнес Тайлер. — Человеческая близость.
— Сэр?
Сукин сын умел читать мысли?
— Мистер Мердок, нам нужно радио, в интересах общества. Сообща мы сможем действовать эффективнее, чем поодиночке. Скажу откровенно, между нами: у нас все плохо с дисциплиной. Мы произносим нужные слова, но рефлекторно. Вы не уважаете меня как старшего по званию.
Мердок опешил.
— Это не…
— Это не ваша вина. В дороге мы — двое мужчин, и только. Никакой структуры. Мне стоило это понять, когда я беседовал с президентом. Мистер Мердок, он гулял по Лафайет-парку в расстегнутой рубашке. Как сказал поэт, «основа расшаталась»[31]
. В мир пришла анархия. У анархии нет структуры, она течет, как вода. Мистер Мердок, вам не кажется, что мы полностью утратили структуру? Неужели все настолько запущено?— Я… не знаю.
— Нас должно быть больше.
— Да, сэр.
— Можно сказать, мы тоже сбросили кожу. Только в нашем случае кожа — это нормы поведения. Нормы приличия. Теперь мы — голое мясо, с нервами наружу. Мы раздеты. Мы готовы сказать и сделать что угодно, был бы повод.
— Да, сэр, — повторил Мердок, чувствуя, что его дружба с полковником тоже сползает, как кожа, обнажая то, что под ней: тошнотворный обоюдный страх.
После ужина он оставил полковника и поспешил на улицу. Он договорился встретиться с Су в «Рокси» и, если верить его электронным часам, уже опаздывал. После Контакта Мердок носил двое часов: одни на руке, другие — в кармане. Если останавливались одни, он менял батарейку и устанавливал время по другим.
Найти «Рокси» оказалось легко. Это был типичный облупленный кинотеатр; с невзрачного навеса стеной лилась дождевая вода. Мердок быстро проскочил мимо пустой кассы в фойе, где Су зажгла свет.
Она ждала его у входа в зал. На ней была все та же желтая футболка; одна рука упиралась в бедро. От одного взгляда на нее Мердок обмяк.
Возможно, это было лишь следствием долгого пребывания в чисто мужской компании, но он вдруг почувствовал жгучую подростковую похоть, от которой подгибались коленки. Она была стройной, фигуристой, улыбчивой, хотелось подхватить ее на руки и почувствовать ее тяжесть.
«Су», — произнес он мысленно. Странные имена у этих южан. Он дважды повторил его про себя. «Господи, — подумал Мердок, — смилуйся над солдатом».
— Ты побрился, — заметила она.
Он кивнул и покраснел.
— Сладостей на прилавке не осталось, — сказала Су, — но в холодильнике есть кола. Я поставила пленку с «Сорок второй улицей». Готова запускать. Можем посмотреть прямо в проекторной. Идем. А. У.!
Он молча последовал за ней наверх.
Во время смены пленок она рассказывала о себе. Мердок слушал, изнывая от гормональной лихорадки.
Он следил за ее губами, за тем, как слова срываются с языка.