Грейстон поднялся с кресла и направился к сейфу. Время пришло. Он не допустит, чтобы с Зарой что-то случилось, даже если это и предполагает отказ от планов. Пускай. Ему плевать, будут ли у него дети, семья, оставит ли он после себя незавершенные дела. Грейстон не мог позволить, чтобы пострадала Зара. Он был в ответе за нее. Да что там! Он любил ее.
Пусть Трин говорит, что это не любовь. Пусть он и сам думал, что его разум пытается отчаянно за что-то держаться. Для него это чувство было настоящим, живым. Для него Зара стала ценой, которую он не мог заплатить. И потому Грейстон достал из сейфа заявление.
На пластиковом прозрачном листе вспыхнули и побежали буквы. Копия с его личным кодом, с его рукописной подписью и рукописной подписью императора. Приказ высшей ценности. Даже Фаран не сможет его отменить. Ничто и никто, только он сам.
– Вот.
Грейстон поднял лист перед экраном.
– Это официальное прошение императору. Тебя устроит такой исход дела?
Не больше минуты Рагнар читал документ, потом перевел взгляд на Грейстона. И впервые в этом взгляде промелькнули не злоба и насмешка, а настоящие человеческие чувства. Если бы Грейстон не заметил их, он бы, возможно, нашел способ разобраться с этим иначе, но вернувшаяся ненависть в глазах мужчины напомнила ему, из-за чего он вообще написал прошение.
Рагнар ненавидел Грейстона не всегда. Двадцать лет назад они были приятелями. Их пути разошлись, но ненависти не было. Лишь позже, когда настала пора выбирать, они поняли, что победа одного предполагает гибель другого. Впрочем, Грейстон не знал, что бы сам сделал на месте Рагнара.
В глазах врага были и боль и удивление. И сожаление – вот что подкосило Грейстона. Сожаление об упущенных возможностях, о том, что вообще произошло. Он и сам испытывал схожие чувства. Однако они не заглушали любовь к Заре. Он так этого хотел.
– Эвтаназия? – Из голоса Рагнара исчезли насмешка и угроза.
– Там даже написано, как именно. – Грейстон охрип.
Он наклонился к экрану, желая, чтобы Рагнар понял и со всей серьезностью отнесся к этому решению.
– Не думай, Рагнар, что я не жалею. Знаю, что являюсь твоим врагом. Я, но не Зара. Вот – залог ее жизни. Оставь ее в покое, не угрожай, и все будет кончено.
Он тяжело дышал. Слова давались нелегко. Облегчения не приносили.
– Когда? – рыкнул Рагнар.
Грейстон мог поклясться, что сейчас длинный шипастый хвост мужчины нервно бьет по спинке кресла.
– Три недели. – Фраза далась с таким трудом, что Грейстону пришлось сжать зубы.
На миг между ними возникла невидимая связь. Грейстон знал, что они оба сожалеют об упущенных возможностях и ошибках. За двадцать лет Грейстон научился загонять эту боль и ненависть так глубоко, чтобы ничего не чувствовать. То же он пытался сделать и сейчас, когда думал о Заре.
Он нравился ей. Возможно, она могла бы его полюбить. И у них была бы счастливая семья, о которой он всегда мечтал. Но лучше Зара, родная и любимая, как можно дальше от него, но в безопасности. Грейстону остается надеяться, что у нее будет ребенок и хоть что-то от него останется ей, хоть кто-то будет любить ее всем сердцем. Конечно, Зара не пропадет и не останется без средств к существованию. Но как же тяжело прощаться с ней вот так, когда ему осталось жить три недели. Смотреть в прекрасные глаза и думать, что скоро они исчезнут для него навсегда.
– Не думал, что ты на такое способен.
Спасибо, Рагнар, за то, что без насмешки и торжества.
Он, несомненно, понял, чего Грейстону стоило это решение. И, похоже, проникся уважением. Давняя катастрофа соединила их, теперь пришла пора расплаты. Катастрофа? Ха! Грейстон прекрасно знал: никакой катастрофы не было. Он лично отдал приказ уничтожить Ксицани и наблюдал за тем, как астероид уничтожает целую планету. Тогда его волновало, как показать себя и заслужить одобрение императора за подавление мятежа Фомальгаута. Он не думал тогда ни о людях, которые не могли нанести ощутимый вред Империи, ни о последствиях для себя.
Оказалось, убивать не так-то просто. Грейстон не был готов столкнуться с болью и ненавистью спасшихся с Ксицани и мучил себя двадцать лет, прежде чем принять решение. И теперь Зара с неумолимой силой манила его изящным пальчиком к себе.
– Я пришлю человека, – сказал Рагнар. – Если ты сдержишь слово, я оставлю в покое твою невесту.
После паузы краснорогий произнес то, чего Грейстон боялся до дрожи:
– И оставлю мысль о мятеже.
Рагнар затянул удавку на его шее. Грейстон может спрятать Зару, спрятаться сам и остаток дней провести рядом с любимой девушкой на любой планете, в любой системе! Но избавить Империю от мятежа Фомальгаута… Фаран притворяется, что его это не волнует, но на деле угроза куда серьезнее. Грейстон видит лишь один уровень этой проблемы. А какая пропаганда ведется среди политиков? Среди народа? Об этом страшно даже подумать.
Ему страстно хотелось стереть с экрана ненавистное лицо. Но оставался последний вопрос.
– Кто?