— Запомни, Друум, через два дня Круг Посвященных должен быть уничтожен, а лабиринт разрушен. Только в этом случае будет достигнут гарантированный успех и с Терраной будет покончено навсегда.
— Да, Ваше Святейшество! — отрапортовал кавалер.
— Кроме того, Альдор. Если он все еще жив, то смертельно опасен. Вы должны, не откладывая, решить и эту проблему.
— Решим. Все сделаем… — Друум еле держался на ногах.
Но в этот момент высвеченный лик Его Святейшества рассеялся, как плотный туман. Тьма, окружающая Друума, исчезла, и он снова очутился в комнате дома Якобса, освещенной тусклыми свечами. Сеанс связи с властелином окончился.
Старая рыбацкая хижина располагалась на небольшом скалистом выступе, нависшем над берегом моря. Ее стены, сколоченные из досок, со временем высохли и разошлись, открывая свежему ветру внутреннее пространство этой лачуги. Крыша была сложена из пучков тростника и сгнившей трухой осыпалась внутрь. Когда-то давно рыбаки использовали это укрытие для хранения сетей, канатов, бочек и прочей своей оснастки и утвари. Кое-что из брошенного ими инвентаря до сих пор хранилось в хижине. В углу стояла широкая колченогая скамья, больше напоминающая топчан, и приставленный к ней рассохшийся и покореженный стол. На стенах висели дырявые сети. В двух полуразвалившихся бочках когда-то хранили рыбу, и ее запах, несмотря на прошедшие годы, все еще слабо улавливался в воздухе.
Здесь у моря ночной ветерок был значительно свежее, чем в городе, и Лора зябко поеживалась, но больше от нервного холодка горьких переживаний. Квентин подошел к двери ветхой хибары. Под ним вздыхала и волновалась необузданная морская стихия. Луна бежала в неспокойных водах по колышущейся серебристой дорожке. Ничто не мешало в этот полночный час природным стихиям явить себя в полную силу: ярко, сочно, рельефно.
— Мне холодно, — сзади неслышно подошла Лора.
Квентин обернулся. Заглянувшая луна утонула в глубине глаз Лоры. Она смотрела на Квентина прямо, словно бы пытаясь прочесть все его потаенные мысли, глубину чувств, проникнуть в самые сокровенные уголки его сердца. Не понимая, зачем он это делает, Квентин обнял Лору за плечи и тотчас почувствовал мягкую теплоту ее тела. Она не отстранилась, нет, напротив, сильнее и податливее прижалась к нему, склонив голову ему на грудь. Ее рассыпавшиеся волосы колыхались дыханием ветерка, донося до него душистый аромат ее тела. Никогда прежде Квентину не было так хорошо. Мгновение должно было замереть, а время исчезнуть, чтобы все это могло продолжаться вечно.
— Пойдем в дом, здесь прохладно, — с мягкой улыбкой сказала Лора.
Не в силах оторваться друг от друга они присели на недовольно скрипнувший топчан. Девушка сильнее прижалась к Квентину, и он ощутил, как ему на грудь скользнула теплая капелька. Он поднял голову Лоры, ее глаза были полны слез.
— Не плачь, милая моя, — принялся он неумело осушать поцелуями ее заплаканное лицо. — Не надо плакать, вот увидишь, все будет хорошо… — он успокаивал ее, как маленькую девочку, — все будет в порядке.
Слезы от этого полились лишь сильнее. Лора всем телом вздрагивала от рыданий и сильнее прижималась к Квентину. Губы Квентина осушали слезы на лице Лоры и вдруг почувствовали прикосновение ее мягких послушных губ, с которых все еще продолжали срываться приглушенные всхлипы. Он и сам не заметил, как они слились в долгом поцелуе.
Луна взошла над морем и сквозь распахнутую настежь дверь хижины проникла внутрь прямоугольником бледного света. Их обнаженные тела в этом призрачном свете казались такими белыми, а тени от лунного света причудливыми переплетениями блуждали по стенам. Они лежали, ощущая тепло и любовь друг друга, и снова наступило время, когда Квентину захотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.
Проникнуть в город незамеченными можно было только через морской порт. И было просто здорово, что Лора еще босоногой девчонкой облазила здесь все закоулки. Солнце еще только поднималось над землей, чтобы согреть теплотой и осветить радостью весь этот темный подлунный мир, когда Квентин и Лора, петляя между причалами, пакгаузами, ремонтными доками и вытащенными на берег судами, отправились в город. Они шли, обнявшись, и обменивались веселыми и озорными взглядами, значение которых было понятно только им одним. Иногда в стороне, скрывшись от посторонних взоров, они останавливались и застывали в долгом нежном поцелуе. Все мрачное и опасное, казалось, отступило, и жизнь в этот день для них начиналась заново.