— Я все знаю. Харриет рассказала мне о смерти твоего деда. Это значит, что у нас уже не получится взять на борт пассажиров и продолжить путешествие.
Он посмотрел на нее долгим взглядом:
— Харриет не должна была этого делать. Наверное, ты теперь с ума сходишь, не зная, что с тобой будет дальше.
— Я ничуть не беспокоюсь, — соврала Франческа. — Я уже вполне самостоятельная и могу прекрасно устроить свою жизнь. Не бери в голову и езжай себе спокойно в Англию!
— Не мели чепухи. Ты, естественно, поедешь со мной, — сказал он, как отрезал.
Сердце Франчески забилось сильнее, но всего лишь на мгновенье. Она взяла себя в руки.
— Так не пойдет, — решительно возразила она. — Если бы борт зафрахтовали, я была бы тебе полезна. А в Англии мне нечего делать. Да и климат мне не подходит. Я люблю солнце и море.
— Я тоже, малышка. Но я должен вернуться. Только куда я — туда и ты,
— Каспар, — все-таки встряла она. — Ты не несешь за меня ответственности. Это же абсурд — вешать еще и меня на шею!
— Пока ты под моим глазом,
Полночи Франческа вертелась в своей постели, раздираемая противоречивыми чувствами. Остаться с ним — было ее самым заветным желанием. Но внутренний голос нашептывал ей, что в действительности он этого не хочет, он просто следует своему придуманному долгу.
С первыми лучами солнца она почувствовала, что «Золотой дождь» уже пошел. Она вскочила с постели, быстренько натянула джинсы и пуловер и поднялась на палубу. Каспар стоял у штурвала. В резком контрастном свете его лицо казалось словно вырезанным из куска дерева. Попутный ветер раздувал паруса, и яхта легко и стремительно скользила по волнам.
— Это наш последний рассвет на море? — тихо спросила Франческа.
— Боюсь что да, малышка. Я так же неохотно покидаю Антильские острова, но девиз нашего рода — «semper!». Это на латыни, и значит, «всегда!». Лэньон всегда Лэньон. Мой час пробил. Я больше не могу поворачиваться ко всему спиной. У меня есть обязательства и перед гнездом предков, и перед их именем. — Он испытующе посмотрел на Франческу. — Как много Харриет тебе рассказала?
— Только то, что два твоих дяди молодыми погибли на войне, а между твоим отцом и дедом были трения. А твоя мать, она еще жива?
— Нет.
Даже если бы Франческа не знала о его семье больше, чем позволила себе сказать, его тон свидетельствовал о том, что он был не высокого мнения о своей матери. Может быть, это было ее виной. Может быть, она была вообще виновата в том, что он не мог испытывать любви к женщине. Для него существовали либо ни к чему не обязывающий секс с женщинами вроде Беверли Вогт, либо невинные, действительно братские отношения. Это все, что Франческа смогла в нем пробудить.
Тремя днями позже они уже были на борту самолета, державшего курс на Лондон. На протяжении всего полета Каспар мирно посапывал, а Франческа от возбуждения не могла даже вздремнуть.
В турбюро им посоветовали Селфридж-отель в Сити, рядом с крупными универмагами, где Франческа могла обзавестись новым гардеробом — в этих широтах только-только начиналась весна.
Швейцар в ливрее помог им выгрузить багаж, а гостиничный бой взял на себя заботы о нем, пока Каспар расплачивался с таксистом и оформлял бумаги. В гостевой книге он записался как мистер и мисс Браун и дал адрес своего банка. Их комнаты располагались на одном этаже по соседству. После тесноты кают номер показался Франческе неуютно огромным.
— Когда примешь душ и отдохнешь, приходи в мой номер, малышка. Я закажу кофе и сандвичи, — сказал Каспар, окинув взором ее временное пристанище.
Все нехитрые пожитки Франчески уместились в одной дорожной сумке. Она быстро распаковала свой багаж и отправилась в ванную комнату, которая по сравнению с душевой на яхте тоже производила впечатление гигантской. Выкупавшись и переодевшись, она постучала к Каспару. В его номере были распахнуты все окна.
— Здесь так душно от отопления, — объяснил он. — Мне не хватает свежего воздуха. Но если тебе холодно, мы закроем окна.
— Нет-нет, — возразила Франческа. — Так лучше. А почему ты записал нас под вымышленными именами?
— Тебя это беспокоит?
— О нет! Больше ничего из того, что ты делаешь, не тревожит меня.
Он удовлетворенно кивнул.
— Не хочу, чтобы пресса раньше времени узнала о моем приезде. В этом нет ничего противозаконного, если человек скрывает свое имя по личным причинам.
— А как тебя надо теперь называть, Каспар? Как бы ты подписался, если бы не хотел остаться неузнанным?