Звездное наследие

К западу от реки местность становилась все выше и суше, пока не превратилась наконец в плоскогорье. Кашинг смотрел на желтую ленту реки, которая змейкой вилась внизу. Она была похожа на гладкую шелковую ленту и очень отличалась от той реки, возле которой они разбили лагерь, чтобы набраться сил для последнего (если он последний) броска. Вблизи было видно, что вода желта от песка — бешеный ревущий поток прогрызал себе путь сквозь скалы. Странно, подумал Кашинг, до чего реки не похожи друг на друга: мощная, торжественная Миссисипи, стремительная в верхнем течении, болтливая квочка Миннесота, шумная, воинственная Миссури.

В расселине на склоне Ролло развел костер, выбрав место, где можно было как-то укрыться от ветра, который со свистом и завыванием прилетал из обширных западных прерий. Было видно, как к западу от реки земля поднимается, собираясь в складки, и наконец исчезает в мареве заката. Пока они достигнут равнины, пройдет еще один день, целый день. Путешествие тянется куда дольше, чем следовало бы. В одиночку он уже давно добрался бы до цели. Хотя, если подумать, будь он один, он бы понятия не имел, где она, эта цель. Он вспомнил, каким странным обстоятельствам обязан встречей с Ролло, в сознании которого засело это название: Громовый утес. Будь Кашинг один, он не нашел бы ни Ролло, ни карт.

Когда к ним присоединились старик и девушка, они пошли еще медленнее. Эзра то и дело выкапывал ямки для ног, чтобы побеседовать с кактусом или кустом перекати-поля, а то вдруг садился на корточки и болтал с одинокой фиалкой. И всякий раз Кашинг останавливался рядом с ним и стискивал зубы, подавляя острое желание пинками погнать старого дурня дальше. Но в то же время он не мог не признать, что Эзра ему нравится. Несмотря на все свои странности, он был отнюдь не глуп и позволял подтрунивать над собой — до тех пор, разумеется, пока речь не заходила о его чудачествах. По вечерам у костра он толковал о былых временах, когда считался великим воином и охотником и заседал в совете старейшин, о том, как начал обнаруживать в себе необычайную способность беседовать с растениями. Когда об этой способности узнало племя, положение Эзры изменилось: он вырос в глазах соплеменников. Хотя почти не рассказывал им о том, как с годами его дарование укреплялось и достигло такой степени, что он почувствовал себя обязанным исполнить свой священный долг, причем не с пышными ритуалами, в которых с радостью участвовали бы его соотечественники, а тихо и скромно, в полном одиночестве, если не считать его странной внучки.

— Она — часть меня, — говорил он. — Я не знаю, как это происходит, но мы понимаем друг друга без слов.

Когда он говорил — о ней или о чем-нибудь еще, — она вместе со всеми сидела у костра, спокойная и отрешенная, уронив руки на колени и склонив голову, как во время молитвы, или откинув назад, и взгляд ее устремлялся не в окружающий мрак, а в какой-то иной мир, в иное время. Во время переходов она всегда шагала так легко, что иногда казалось, будто она летит, а не идет. Безмятежная, грациозная — да что там! Воплощенная грация, порождение иного мира, вольнолюбивый дух, томящийся в жалкой, бренной человеческой оболочке. Эта девушка не старалась быть непохожей на всех, она просто была другой. Говорила она редко, а когда и произносила пару слов, то только обращаясь к деду. И причиной тому — не пренебрежение к спутникам, просто она очень редко испытывала необходимость в общении с ними. Ее голос был чистым и мелодичным, а речь — правильной и совсем не похожей на невнятное бормотание умственно неполноценного человека, хотя временами она и казалась душевнобольной, отчего все недоумевали пуще прежнего.

Мэг все время держалась рядом с ней. Глядя, как они сидят или идут бок о бок, Кашинг задавался вопросом: что влечет их друг к другу — чудесные способности, которыми обладают обе, или просто дружеские чувства? Не то чтобы они были по-настоящему дружны: между ними всегда сохранялась известная дистанция. Мэг иногда разговаривала с Илейн, но не слишком часто. Уважая молчание, разделяющее или, быть может, связывающее их. Со своей стороны, Илейн обращалась к Мэг не чаще, чем к остальным.

— Ее странность — если это в самом деле странность, — сказала Мэг Кашингу, — такого рода, что дай бог всем нам быть такими странными.

— Она слишком погружена в себя, — заметил Кашинг.

— Напротив, — возразила Мэг, — она сейчас далеко, очень далеко отсюда.

Добравшись до реки, они устроили привал в ивовой роще на берегу, возвышавшемся над водой на добрую сотню футов.