Звездное притяжение (СИ)

От тона и сарказма вперемешку с ядом становилось мерзко и противно. Насколько я поняла, что в форс-мажорных обстоятельствах забота обо мне переходит к семье Карланиса. И если Александр отправится к праотцам, то судьбу мою также будет решать Одон с сыном. А вот что мне это сулило, судить было сложно, особенно после последнего поцелуя с цвергом.

До сих пор казалось, что места, где прикасался мужчина, покалывали. Тело наполнилось приятной истомой, а воспоминания будоражили кровь. Сладкий болезненный поцелуй, полный отчаяния и страха, таким одарил меня Карланис, спустя столько времени заставлял сердце сбиваться с правильного ритма. А я снова погрузилась в глубину его глаз, словно привороженная подчиняясь всем прикосновениям. Я будто проецировала в своей голове произошедшее, опять и опять целуя марианца.

Тело затекло от одной позы. Но стоило пошевелиться, и металлический ошейник больно впивался в кожу, принося боль.

Я все время возвращалась к вопросу, а кого я видела перед собой? Ангела или демона с тенью за спиной? О том, что цверг оттолкнул меня, я предпочитала не думать. А может, начала получать странное удовольствие от страданий?! Наверное, в психиатрии найдется подходящий термин.

Мне потребовался ни один день, чтобы прийти в себя и понять, что дурман в моей голове стал уходить. Словно меня опоили сильным наркотиком, что со временем прекращает свое действие. Теперь я могла рассуждать трезво. Впервые сцена, произошедшая между мной и Карланисом, казалась мне постыдной. Возможно ли, что он тоже почувствовал стороннее воздействие на мой организм и именно поэтому остановился, но так как я убежала, не успел ничего объяснить.

Эту и еще тысячу версий я придумывала в перерывах между приемом пищи. Еда подавалась так же, как Шарику, живущему во дворе и охраняющему дом, в миски, которая ставилась на деревянный пол моей клетки. Пищу приносил молодой пришелец, который толи не понимал моих слов и просьб, толи не хотел понимать. О вопросах гигиены и речи не шло. А вот отхожее место существовало в виде дырки в левом углу моего заточения. О стеснении и речи не шло. В моем выживании на завоеванной Земле были моменты и похуже. Но о них я предпочла забыть.

Цепь натянулась и в клетку, что находилась в трех метрах от моей, посадили мужчину. Лицо и руки были скованы. Имелся ли ошейник на шеи, увидеть я не могла, поскольку на голову был накинут плащ.

Охранник мерзко улыбнулся, глядя на меня, и соединил наши цепи. Теперь при любом моем движении, мужчину дергало, так собственно и меня при его.

— Как ты себя чувствуешь, Амелис? — обратился ко мне знакомый голос. Сейчас он звучал немного хрипловато и грубо, будто после продолжительной болезни. Я с ужасом подумала о том, мог ли Одон Дит отдать приказ о допросе и наказании собственного сына?! Жестокость этого мира поражала.

Лан закашлялся, отхаркивая на пол кровь. Я, было, потянулась к нему в безумном порыве помочь, но сделала только хуже. Цепь пошевелилась, причиняя боль мужчине. Капюшон спал с его плеч, позволяя мне рассмотреть все полученные травмы.

На синем лице не было живого места. Глаза заплыли, а губы превратились в сплошное кровавое месиво. Часть костяной короны на голове марианца имела трещины, а кое-где сколы. Со своего места мне трудно было разглядеть, целы ли острые ее части, которыми он так гордился, ибо их наличие говорило о величии рода.

— Карланис, что с тобой? — беспокойство нарастало.

Неожиданно мужчина упал на пол, не отвечая, и замер. Я пыталась докричаться до него. Дергала проклятую цепь, но ничего не принесло результата. Только когда заплакала, цверг прокашлявшись, но, не двигаясь, пробубнил, чтоб меньше шумела. Видите ли, я ему отдыхать мешаю. Злость вперемешку с радостью и волнением вызвали новый поток слез.

— Эх, женщины! — проворчал мужчина и уснул.

А я всю ночь, если можно назвать выключение освещения этим временем суток, не спала. Не отрываясь, смотрела, как поднимается его грудь. Боялась, что в следующее мгновение она прервет свое движение, и Карланис умрет. Не смотря ни на что, я боялась снова остаться одна в тишине корабельного трюма.

Несколько раз марианец стонал и знал некую Аммисинду. Но явно женское имя не вызывало у меня чувство ревности, скорее наоборот я всей душою желала им встретиться.

Любопытство не давало мне покоя, и я спросила Лана напрямую

— А кто такая Аммисинда?

Мужчина ласково улыбнулся, как улыбаются, думая тех, кто оставляет теплые воспоминания в нашей душе.

— Моя кормилица. Мать никогда не отличалась заботой и не дарила нежностей, в отличие от Ами. Когда она стала моей няней, у нее отняли собственное дитя. Так принято на Юте. Бесправные создания не могут ничего решать, только сильные мира сего имеют власть и возможности. Думаю, хрупкая юная девушка видела во мне своего ребенка, оттого была столь внимательна и ласкова. Она заменила мне мать. Но погибла при военных действиях со стороны империи Марины.

— А твоя кровная мать?