Звездное затмение

Кто знает, где звезды расположены
в стройной гармонии творца,
где мир начинается
и в трагедии земли
рыбья жабра, вырванная с кровью,
предназначена ли
созвездие мученичества
дополнить красным рубином,
первою буквой
бессловесного языка. —

Есть у любви взор,
кости пронизывающий молнией
и сопровождающий мертвых
за пределы вздоха.

Но где искупленные
свое богатство оставили,
неизвестно.

Малина выдает себя в чернейшем лесу
своим запахом.
Душевное бремя, сброшенное мертвыми,
никому не выдает себя
и все-таки может, окрыленное,
трепетать в бетоне или среди атомов
или там всегда,
где место для сердцебиения
было оставлено.

*** (Диким медом…)

Диким медом
наследники
подкармливали
в ранних могилах
мумии сна,
и пульс кочевников
лил пальмовое вино
в пчелиные соты тайн.

В черном кристалле ночи
судорогой замурована
оса-плясунья,
время переплясавшая.

А ты,
а ты,
как прокормлю тебя?

Все вехи праха
перепрыгивает любовь,
словно обезглавленное солнце,
страждущее
в поисках кончины.

Кончиной моей
кормлю тебя.

*** (Забвение! Кожа…)

Забвение! Кожа,
из которой на свет рождаются,
и смертная простыня,
которую провожатые в белом сне
вновь дают напрокат.
Иногда на последнем мысе
крови
слышна в тумане сирена
и утонувший матрос поет

или песчаным проселком
бегут следы
из лабиринтов томления,
как разбитая раковина улитки,
пустота на спине —

За рассветом
музыка дрозда

Мертвые пляшут
цветущие стебли ветра —

*** (На рассвете…)

На рассвете
когда ночная монета с чеканом сна
переворачивается
и ребра, кожа, глазные яблоки
влекутся к своему рождению

кричит петух с белым гребнем
жуткий миг
безбожной бедности
на перекрестке —

Безумие — королевский барабанщик
усмиренная кровь течет —

*** (Стал переписчик переписывать книгу Зохар…)

Стал переписчик переписывать книгу Зохар
вскрыл жилы слов
ввел кровь созвездий,
круживших незримо, и только
томлением подожженных.

Труп алфавита восстал из могилы,
буквенный ангел, древний кристалл,
замкнутый брызгами творения,
которые пели — и сквозь них мерцали
рубин и гиацинт и ляпис-лазурь,
когда камень еще мягок был,
посеянный, словно цветы.

И, черный тигр, зарычала
ночь; и ворочалась
и кровоточила искрами
рана день.

Свет был уже ртом, который молчал,
только аура выдавала еще б-га души.

Пейзаж из криков