Алик мой давний друг, но истина, как говорится, дороже. Его комментарий меня удивил. Кроме «пассивной роли редколлегии», в которую, кстати, входил и сам Плутник, все остальное, на мой взгляд, сказано не к месту. Во всяком случае, в словах Гусейнова я и намека не вижу на нетерпимость Голембиовского, на то, что он становится единоличным правителем. Если же говорить по существу тех нелестных оценок, которые Алик дает Игорю, то на момент, о котором идет речь: конец 1991 года, — они, по-моему, не соответствуют действительности. У меня есть основания так говорить, поскольку я общался с ним тогда гораздо чаще, чем кто-либо другой, ежедневно по многу раз и подолгу, бывало что часами, — этого требовали текущие дела и дела на перспективу. Это были встречи как наедине, так и с малым и большим числом людей. По разным поводам, в том числе неприятным прежде всего для Голембиовского как руководителя, — ведь на него свалились тогда горы проблем, связанных с финансированием, производством, с печатанием и распространением газеты по стране, разрываемой на куски. Возникала масса вопросов, требовавших его участия, вмешательства. Шли постоянные звонки по всем видам связи со всех уровней, включая самые высокие. Игорь раньше других появлялся в редакции и не покидал ее до позднего вечера. Надо понимать, что эти месяцы были крайне тяжелыми для него, он еще свыкался с новой для себя ролью и ответственностью, за многое хватался, уставал, нервничал, иногда срывался. Но, как я видел, оставался по-прежнему доступным для каждого, кто хотел с ним о чем-то поговорить, что-то выяснить, выслушивал разные мнения. Возможно, раз-другой Алик и наблюдал такое, что можно назвать нетерпимостью, но это точно не было стилем поведения Игоря в начале его редакторской работы. А потом… впрочем, то, что было потом, лучше рассматривать на фоне развивавшейся с годами ситуации в газете. И это же самое я бы сказал и в связи с «единоличным правителем». Начиналось, как я считаю, все достойно, демократично. Игорь часто собирал редколлегию, ничей голос не зажимался, свою точку зрения он подробно обосновывал и, как правило, бывал убедителен. Конечно, он с первого дня самостоятельно принимал многие решения как главный редактор, а разве должно быть по-другому? Спрашивать совета? Он это делал, но не по каждому вопросу, а когда в чем-то сомневался, колебался. К сожалению, к иным советам прислушивался чаще, чем надо бы. Они и привели с годами к тому, что случилось с «Известиями».
Об одном решении, принятом как раз «по совету», самое время вспомнить именно сейчас, и касается оно только что упомянутой команды, создавшей газету «Крестьянские ведомости».
Инициатором ухода тогда с Пушкинской был Игорь Абакумов. Я нашел его телефон, мы встретились, и я услышал рассказ о том, о чем более двадцати лет назад знал совсем мало, а помнил еще меньше: