— Сам не знаю, — смущенно сказал Сандлер. — Вдруг пришла ко мне такая мысль.
— Ну и напрасно! — сказал Злотов. — Следи за своими мыслями. Посчитай до миллиона в крайнем случае. Вода — зло! Надо же такое придумать!
Они опять замолчали. Внезапно стена, противоположная выходу, исчезла — вернее, превратилась в прозрачное стекло, или скорее телеэкран. В воздухе загремели звуки — музыка наподобие военного марша. Было в этом что-то лживое, неживое. Не исключено, что музыка и появившееся одновременно изображение существовали только внутри, в глубинах сознания.
На стене-экране бешено играли краски. Вдруг музыка изменилась, остались одни барабаны, поверх пляски цветов по стене побежали крупные русские буквы:
И снова:
— У тебя появились единомышленники, — сказал Злотов.
Слова наполняли стену под глухой барабанный бой. Барабаны сухо стучали, будто отбивали морзянку.
Потом стена заполнилась, эти слова исчезли, барабаны умолкли, музыка стала прежней, дикой, и по стене побежали новые надписи:
Текст кончился. И вновь — бесконечная морзянка:
Потом на стене снова играли краски, и в воздухе грохотал марш. Внезапно все исчезло, на стене-экране возникло изображение — лунный пейзаж до реставрации атмосферы. Сверху загорелась надпись на английском языке:
На лунной равнине лежал металлический шар. Неподалеку стояло человек двадцать в скафандрах. От группы отделились пятеро, подошли к шару, приветственно подняли руки.
Другая телекамера уже изнутри показывала, как они один за другим поднимаются в шлюз, снимают шлемы. Пять молодых лиц, чем-то похожих.
Еще одна камера демонстрировала это откуда-то сверху. От изрытой кратерами поверхности Луны отделилась блестящая точка. Она росла, превращаясь все в тот же шар. А сбоку в поле зрения входил вытянутый цилиндр с распахнутым раструбом фотонного отражателя.
Шар приближался к цилиндру. На Луне шар казался большим, но теперь стало видно, что он очень мал. Шар был как вишенка рядом с фужером. Он мягко пришвартовался к торцу цилиндра. Над изображением вспыхнула латинская надпись:
Раструб отражателя наполнился фиолетовым светом. По периметру зеркала побежали молнии. Звездолет дрогнул и пошел поперек экрана, разворачиваясь кормой к камере, превращаясь в ослепительный уменьшающийся круг. Потом он стал яркой звездой среди мрака.
— Красиво, — сказал Злотов.
Сандлер молчал. Он думал о другом. Вода — это зло. Бесспорно, здесь что-то есть.
Изображение на экране вновь изменилось. Тесная рубка управления. Те же пятеро у приборов. Загорелые лица — такие же молодые, но заросшие бородами, еще более одинаковые.
Они смотрели вперед.
Во мраке на фоне звезд шевельнулась светящаяся точка. Она увеличивалась, приобретала размеры. Это был звездолет-пирамида.
От основания пирамиды, вспыхнув зловещим блеском, отделился широкий обруч. Он приближался, стремительно увеличиваясь. Он был как лассо, брошенное навстречу земному звездолету. Еще миг — и на экраны набежала тень. Звездолет прошел сквозь кольцо.
В тесной рубке перед приборами сидели пять скелетов.
Изображение исчезло. На стене-экране появились слова:
Стена вновь стала металлической, неотличимой от остальных.
— Гады, — сказал Злотов.
На его лице играли желваки.
— Вода — это зло, — вяло проговорил Сандлер. — Мы больны водой.
— Это они больны водобоязнью, — сказал Злотов. Он внимательно посмотрел в глаза Сандлера. — Что это с тобой?
— Не знаю, — вяло сказал Сандлер. — Вода — это зло.
— Ты мне это брось! — Злотов взял Сандлера за воротник, сильно встряхнул. Его лицо покачивалось перед глазами Сандлера. Заполненное водой, отравленное, некрасивое.